— Здо́рово, — обрадовался Боб и с кривой усмешечкой добавил: — На связи!
— О’кей, — кивнула я.
Не успел О’Салливан отчалить, как сзади раздался голос:
— У вас определенно появился поклонник.
Господи, Хэнкок! Я так и подпрыгнула на месте, ожидая, что сейчас буду высмеяна за интерес к спортсмену. Но увидела в глазах преподавателя лишь добродушное веселье.
— Не уверена, что это так, профессор, — отозвалась я.
— А я уверен. Одна из многих замечательных черт мистера О’Салливана — то, что внутренний мир у него весьма богатый. Несмотря на то что большую часть времени он прикидывается простаком, который умеет только бегать с мячом. — И Хэнкок передал мне сочинение, которое я сдала на прошлой неделе: — Отличное эссе. В самом деле, весьма впечатляюще. Вы не думали о том, чтобы специализироваться по истории?
— Были такие мысли…
Честно говоря, до сих пор я пребывала в полной уверенности, что меня ждет погружение в мир литературы. Но, говорю же, мои взгляды на мир постоянно менялись.
— Тогда нам надо это обсудить, — предложил профессор. — Я стараюсь не упускать таланты.
Этим комментарием он сразил меня наповал.
— Спасибо, профессор.
— Завтра я на кафедре с двух до четырех часов. Вам это удобно?
— Конечно.
— Вот и хорошо.
И, перехватив портфель в другую руку, Хэнкок зашагал прочь.
Из корпуса я вышла, чувствуя, что голова идет кругом. День явно задался. Решив, что мне необходимо отметить это чашечкой кофе, я направилась в студенческий клуб — кофе там был не такой скверный, как в других буфетах кампуса. Сама того не замечая, я шла, широко улыбаясь и помахивая сумкой. Неужели во мне разглядели что-то интересное и даже, возможно, оригинальное? Это просто не умещалось у меня в голове.
Подойдя к студенческим почтовым ящикам, я повернула ключик и вынула конверт. Внутри оказалась довольно аляповатая открытка из чилийского Вальпараисо. На ней были изображены рыбаки и девушки в костюмах крестьянок. Цвета были пронзительные, и все это напоминало раскрашенную афишу Кармен Миранды. Я перевернула открытку.
Сестра, я в Чили. Делаю папину грязную работу и поражаюсь, как я в это вляпался. Никому эту открытку не показывай, ничего не говори маме и уж точно не проболтайся Питеру, но то, что здесь творится… скажем так: я чувствую себя грязным.
Я убрала открытку.
Папину грязную работу?
Глава шестая
Та открытка от Адама продолжала меня мучить. Тем более что я сразу же брату ответила (получила, прочитала… напиши подробнее…), но от него пока не пришло больше ни слова.
Через месяц после начала семестра на родительские выходные приехали папа с мамой, мы с ними провели вдвоем час, пока мама покупала мне новые простыни и полотенца (те, которые я приобрела сама, она назвала «ужасными, противными и дешевыми»).
Как только она отбыла на нашем семейном автомобиле, я начала расспрашивать отца:
— Как дела у Адама в Сантьяго?
— Все хорошо, справляется. Я не так часто его вижу. Он по большей части трудится в Икике. Это там, где рудник, так что наш Адам в центре событий. Занимается важным делом.
— А что именно он делает?
— Финансы, ты все равно не разберешься.
— А ты попробуй, вдруг пойму?
— С каких это пор ты заинтересовалась международным финансированием горнодобывающей промышленности?
— Мне интересно, чем занимается Адам.
— Вот пусть Адам тебе и рассказывает.
— Но он далеко, в пустыне, до него пять тысяч миль. Да и писать Адам не мастак.
— На Рождество он приедет домой. Тогда все тебе и расскажет.
— А почему ты не можешь сказать сейчас? Может, он делает для тебя какую-то грязную работу?
— Грязную работу? — переспросил папа презрительно, с мрачной усмешкой. — Ты ж ничего не знаешь о том, что мы там делаем, на юге.
— Но это грязный бизнес?
Папа закурил.
— Любой бизнес — грязь, — бросил он наконец и посмотрел так, что я поняла без слов, что он хочет сказать: и больше ты от меня об этом ни слова не услышишь.
Позже в тот же день мы остались наедине с мамой, и я поинтересовалась уже у нее, все ли в порядке у Адама. Она стрельнула в меня взглядом:
— Тебе известно что-то, чего не знаю я?
— Просто интересно, как там у него дела.
— Мой сын звонит мне раз в десять дней и каждый раз говорит, что все у него прекрасно. А вот ты от меня что-то скрываешь.
— Мам…
— Не мамкай. Скажи мне правду.