Адам попытался нанести ответный удар:
— Может, чем верить всей марксистской чепухе, которой ты начитался в «Нейшн», тебе имеет смысл приехать и увидеть все самому на месте?
Однако Карл парировал:
— По правде сказать, друг мой, все прошлое лето я провел в Сантьяго, работал стажером в чилийском министерстве торговли.
Затем он обратился к Адаму на беглом испанском, проверяя его знание языка. Адам с треском провалился. Стало ясно, что за три месяца в Чили он в этом ничуть не продвинулся.
— Итак, позволь мне уточнить… — сказал Карл с широкой улыбкой. — О Милтоне Фридмане ты что-то слышал, но не имеешь ни малейшего представления о Чикагской школе экономики, предложения которой пытается навязать в Чили правое крыло?
— Хватит нести эту теоретическую заумь, — сердито буркнул Адам.
— Не надо придираться, друг мой. — Карл продолжал улыбаться. — Тем более что я просто исследую твои познания о чилийском мире… о, они обширны! Так и подобает блестящему человеку, который собрал и впитал так много из социально-экономической динамики общества, одновременно содействуя его эксплуатации…
Адам поднялся. Мне показалось, что он ударит Карла, но брат овладел собой, сумев не зайти слишком далеко. Я тоже вскочила. Как и Боб. Я хотела взять брата за руку, но он отдернул ее, не желая показаться слабаком, нуждающимся в утешении. Заглянув ему в глаза, я увидела в них боль и печаль, все сказавшие мне за него без слов. Это было невыносимо больно — видеть Адама побежденным, униженным. Он вышел, Боб пошел за ним вдогонку.
Я повернулась к самодовольному марксисту, потягивавшему водку:
— Тебя бы в Албанию… тюремщиком. С такой склонностью к садизму там тебе самое место.
На улице я увидела, что Боб положил Адаму руку на плечо и что-то тихо говорит ему на ухо, поддерживая. Боб дал мне знак подождать в стороне. Я отошла, забралась на крышу припаркованного «фольксвагена»-жука и уставилась в низкое ночное небо, не только продолжая злиться на этого нью-йоркского умника, но и расстраиваясь из-за того, что брат ввязывается в споры, не владея материалом и не умея отстаивать свои взгляды. Бедный Адам, он так легко подставился. Я-то знала, что при всем том он отнюдь не дурак, но в этой жизни слишком многое решает уверенность, которой брат когда-то был наделен в изобилии, а теперь от нее не осталось и следа.
Через несколько минут Боб и Адам подошли к машине.
— Извини, что не сдержался, сестренка, — неуверенно сказал Адам. — Я просто не в форме, устал с дороги. Отосплюсь и буду как новенький.
Он приобнял меня и поплелся искать свой «бьюик».
На следующее утро на футбольном стадионе Боудина Адам был бодр и излучал оптимизм.
— Отличный денек, правда?
— Да, хороший.
— Для сведения, — сказал Адам, когда мы направлялись к трибуне, — я сегодня утром говорил со стариком. И Ее Королевским Сплетничеством. Обоим было безоговорочно заявлено, что Роберт О’Салливан — хороший вариант, так что они должны за тебя радоваться.
— Как они это восприняли?
— Разумеется, ужасно.
Я от души рассмеялась, радуясь, что впервые за долгое время брат снова демонстрирует свой сарказм и ехидство.
Тем более что он добавил:
— Я велел отцу десять раз прочесть розарий[42], от этого он себя чувствует лучше. Он ответил совершенно так, как подобает ирландскому католику. Сказал, чтобы я отвалил на хер.
Я снова засмеялась и сказала:
— Идем, игра вот-вот начнется.
Мы заняли свои места на трибунах, по дороге я без конца здоровалась с многочисленными приятелями Боба.
— Вижу, ты знакома со многими спортсменами.
— Это друзья Боба, не мои. Ты, возможно, в курсе, что я никогда не переступала порога братства Бета. А сейчас, когда Боб выходит из него, меня, видимо, считают опасной, как чума… заразила и похитила их брата…