Выбрать главу

Отдаю себе отчет, что последнее утверждение, да еще высказанное столь безапелляционно, вызовет решительный протест фанатичных сторонников большевизма, с удивительным упорством разглагольствующих о «выдающихся достижениях» и «великих завоеваниях» народов под мудрым руководством любимого вождя. Кто дал право какой-то девчонке, бывшей тогда всего лишь переводчиком на Нюрнбергском процессе, сделать такой возмутительный вывод о кровном родстве столь различных государств и пятьдесят лет спустя, вопреки здравому смыслу, настаивать на правомерности этого вывода? Іде доказательства такого кровного родства? Разве не идет речь в случае гитлеровского рейха о тягчайших преступлениях, а в случае СССР — всего лишь о трагических ошибках и отдельных злоупотреблениях? Нет, нет и еще раз нет!

Все различия меркнут перед сходством режимов, агрессивных и жестоких, пользовавшихся схожими, а нередко и одинаковыми методами тотального оглупления, морального унижения и физической ликвидации своих подданных и иностранных граждан. А ведь речь шла о миллионах человеческих жизней!

Итак, на два законных вопроса негодующих советских партийцев и немецких «партайгеноссен» (партийных товарищей): «Кто дал право?» и «Где доказательства?» — я обязана и могу дать ответ. Права назвать близнецами СССР и нацистскую Германию мне никто не давал. Это право можно дать только себе самой. И на этих страницах я впервые решилась писать только правду, а это значит рассказать о том, что было мною выстрадано на скамье переводчиков в Нюрнберге.

Признаюсь, что принять такое решение было нелегко. Мешал страх, с детства овладевший мной и до сих пор, на восьмом десятке дающий о себе знать, когда я думаю о пережитом или когда слышу поздним вечером громкий настойчивый стук в дверь. В этот момент мозг автоматически выдает леденящий душу сигнал: «За мной пришли!».

Что же касается второго вопроса или, точнее, требования представить доказательства близкого родства двух диктатур, то я безоговорочно принимаю его и в моих воспоминаниях буду по мере сил приводить эти доказательства. В двух словах и на одном примере такого не сделать, но пусть это будет одной из важных задач моей работы.

Нюрнберг научил меня ценить силу подлинных доказательств, заставлявших замолкать нацистских преступников. Именно доказанность преступных деяний не только делает Нюрнбергский процесс значительным событием для Истории, но и позволяет использовать материал процесса как ценнейшее свидетельство преступного характера и античеловечности как третьего рейха, так и других тоталитарных государств.

Волею судьбы попав на Нюрнбергский процесс, наблюдая и слушая происходившее в зале заседаний и за его пределами, я сердцем и душой ощущала удручающий параллелизм в действиях двух диктаторов и их подручных. Сравнения напрашивались сами собой. Ничего не надо было придумывать. Они возникали незаметно, вплетаясь в речи обвинителей, защитников и подсудимых, в представляемые документы и, наконец, в устные и письменные показания свидетелей. Память сама высвечивала факты советской действительности тридцатых-сороковых годов, настойчиво указывая на их сходство с событиями в нацистской Германии. Это сходство большевизма и нацизма, с предельной ясностью подтверждавшееся в Нюрнберге, было и остается для меня самым тяжелым переживанием и в зале суда, и в последующие годы, когда на моей многострадальной Родине множились и по сей день множатся доказательства тесного родства двух тоталитарных режимов XX века.

Я отдаю себе отчет в том, что свидетель событий, пишущий воспоминания, будь то статист или кто-либо из главных действующих лиц, не имеет права ограничиваться излияниями чувств, которые сами по себе в современном мире вряд ли могут кого-нибудь заинтересовать и тем более тронуть. От свидетеля не ждут также и научного анализа, а требуют, чтобы все его показания были подтверждены фактами. В данном случае фактов больше чем достаточно. Ими насыщена моя жизнь, Нюрнбергский процесс и события последующих пятидесяти лет. Факты не надо искать, они лежат на поверхности. Остается только сравнить их, а сравнение, как я уже сказала, часто напрашивается само собой.