Меня, честно говоря, поразила заключительная глава книги воспоминаний Генриетты фон Ширах. Эта глава, как мне кажется, тоже дает ответ на мой вопрос о женах. Ее содержание таково. После войны в поисках денег госпожа Ширах, очевидно, с друзьями и детьми, едет в лагерь перемещенных лиц, у ворот которого справа и слева висят голубые флаги со звездами Давида. Поездка совершается, чтобы продать золотое украшение с бриллиантом. Навстречу приехавшим выходит старый еврей и уносит ценную вещь, но не для того, чтобы присвоить ее, а с тем, чтобы определить ее стоимость. «На полученные деньги, — пишет жена одного из главных нацистских преступников, — мы уехали в Монте-Карло».
Так заканчиваются мемуары супруги нацистского воспитателя молодежи. Остается только добавить, что любящая жена покинула, насколько мне известно, узника Шпандау, расторгнув с ним брак.
Мой разум, как говорят немцы, «останавливается». Что это: беспечность или стремление не замечать происходившего в прошлом и любой ценой, шагая по трупам, обеспечить себе сладкую жизнь во все времена? Такому понятию, как покаяние, в книге Генриетты фон Ширах места не нашлось.
Жены сообщников нюрнбергских подсудимых вели себя ничуть не лучше. Я уже не говорю о таких патологических случаях, как редкое «увлечение» Ильзы Кох, жены коменданта лагеря Бухенвальд. В один памятный день обвинение предъявило Трибуналу среди вещественных доказательств куски обработанной человеческой кожи со следами красивых татуировок. Из этой кожи супруга коменданта заказывала абажуры для своих апартаментов.
Более характерным было поведение жены другого известного нацистского палача, коменданта Освенцима Гесса, выступившего на процессе в качестве свидетеля. Сам Гёсс сообщил суду, что в конце 1942 года он нарушил клятву о сохранении государственной тайны и сообщил своей супруге о приказе фюрера окончательно решить еврейский вопрос и о роли Освенцима в массовом уничтожении евреев. Надо сказать, что польские власти перед приведением в исполнение смертного приговора этому палачу предоставили ему возможность написать воспоминания о своей деятельности. В повествовании под заглавием «Комендант Освенцима» Гесс поведал миру, что раскрытие страшной тайны не нарушило благополучия семьи. Супруга продолжала заниматься воспитанием детей и выращивать цветы в садике перед домом, который, кстати, находился совсем рядом с местом работы мужа. Жене ни в чем не было отказа: семью коменданта обслуживали заключенные — практика, хорошо известная и в нацистских, и в советских лагерях.
На этом мои рассуждения о женах нацистских преступников заканчиваются, хотя о каждой из них можно рассказать еще многое. Но для выяснения их отношения к нацистской действительности и к преступным мужьям этих примеров, как мне кажется, достаточно.
Да и Бог с ними со всеми. Большинство из них благополучно дожили или еще доживают свой век. Их не направили на долгие сроки в созданные мужьями лагеря, если, конечно, не считать короткого пребывания нацистских жен в этих скотских загонах сразу же после войны, перед тем как они прибыли в Нюрнберг, где вновь свиделись со своими преступными избранниками. Это мероприятие было осуществлено американцами в воспитательных целях, чтобы дамы навсегда запомнили, что натворили их мужья. Но жены решили иначе, они решили не омрачать остаток своей жизни и не думать о лагерях смерти, газовых камерах и других ужасах, считая всё это в лучшем случае преувеличением, а в худшем — просто измышлениями идейных противников нацизма.
Забыть прошлое и предаться радостям новой жизни им было не так уж трудно, ибо их материальное положение осталось на весьма высоком уровне. Международный суд был справедлив (может быть, по нашему разумению, чересчур формально справедлив). Он не нарушил прав человека и прав семей главных нацистских преступников, сохранив за женами и детьми осужденных принадлежавшую им личную собственность. Достаточно сказать, что дочь второго человека рейха Эдда Геринг, которой в дни Нюрнберга было 7 или 8 лет, в свое время стала самой богатой невестой в Европе, о чем в 60-е годы сообщали западногерманские газеты.