Что касается поведения Геринга, то оно было столь театральным, что его можно было сравнить, пожалуй, только с поведением Нерона.
Одна дама, которую жена Геринга пригласила на чашку чая, рассказывала, что он вышел к ним в одежде, похожей на римскую тогу, в сандалиях, усыпанных драгоценными камнями. На пальцах рук у него было множество колец с драгоценными камнями, и весь он был увешан украшениями, а лицо и губы были накрашены помадой».
Эта меткая характеристика, как мне кажется, требует существенных дополнений. Ведь не за властолюбие и безнравственность (да простят мне мою наивность!) не за отсутствие необходимых для государственного деятеля умственных способностей и профессиональную безграмотность, не за стремление к обогащению и страсть к драгоценностям и золоту и, наконец, не за театральность и любовь к переодеваниям «толстый Геринг» был посажен на скамью подсудимых. Нет! Геринг предстал перед Судом народов за неслыханные доселе уголовные преступления.
В условиях нацистской Германии, где власть имущим, как и во всяком тоталитарном государстве, было дозволено всё, Геринг быстро привык грабить и наживаться, присваивая себе имущество жертв нацистского режима, изымая или попросту воруя экспонаты из музеев, библиотек, художественных галерей и частных собраний. Но мало этого! Примерный, во всем послушный ученик обожаемого им фюрера, стремясь во что бы то ни стало выслужиться и угодить учителю, которого он не только любил, но и боялся, Геринг совершал чудовищные злодеяния. При этом он не забывал улыбаться и удивлять своих подчиненных наглыми заявлениями, такими, как «У меня нет совести!», «Мою совесть зовут Адольф Гитлер» и так далее. И это была сущая правда в устах зарвавшегося бандита.
Свою энергию Геринг использовал для создания тайной государственной полиции (гестапо) и первых концентрационных лагерей. Он руководил политическим террором, уничтожившим оппозицию, а затем и ставших неугодными бывших сторонников Гитлера. В 1934 году Геринг провел в Берлине «чистку Рёма», покончив таким образом с созданными Рёмом штурмовыми отрядами СА. Именно Герингу принадлежат слова, процитированные на процессе американским обвинителем Альбрехтом: «Каждая пуля, вылетевшая из дула пистолета полицейского, — моя пуля!»
Поистине, его усердие в услужении самым черным замыслам фюрера превозмогало рассудок. Геринг способствовал своими доносами удалению из армии генералов фон Бломберга и фон Фрича. Он являлся, как сказано в приговоре, «движущей силой агрессивной войны, уступая в этом только Гитлеру». Он был причастен к использованию рабского труда, к преследованию евреев и «окончательному решению» еврейского вопроса.
Мне лично показалось удивительным, с какой страстью стремился Геринг принять активное участие в любой без исключения преступной акции нацистского режима. Вместо того, чтобы как-то уклониться от совершения неоправданно жестоких преступлений, связанных с истреблением людей, он хотел везде поспеть и взять на себя не просто грех присвоения чужого имущества (ну ладно, был бы он просто стяжателем!), но и руководство заведомо преступными акциями. Тем самым он лишний раз демонстрировал свою преданность фюреру, а если везло (и в этом Герингу всегда везло), то и пополнял новыми шедеврами свою картинную галерею и коллекцию драгоценностей. Помнил он и о «благе государства», выступая руководителем разграбления оккупированных территорий. Обращаясь к своим единомышленникам и подручным, он любил повторять хлесткую фразу: «Я намереваюсь грабить, и именно эффективно!». Это обещание было одним из немногих, которые выполнялись им целиком и полностью.
Характерно, что Геринг рассматривал явно преступные действия как необходимость, как нечто происходящее «в порядке вещей». Так, Геринг заявил Трибуналу, что должен взять на себя стопроцентную ответственность за аншлюсе (присоединение) Австрии, что перед вторжением в Чехословакию он угрожал бомбить Прагу, если президент Гаха не пойдет на уступки и будет чинить препятствия. Геринг «пришел в ярость» после вторжения в Норвегию, но только потому, что не получил своевременного предупреждения о необходимости подготовки военно-воздушных сил к этой операции, которую он в принципе одобрял. «Мое отношение было абсолютно положительным», — заявил он на допросе. Что касается нападения на СССР, то Геринг имел возражения только по стратегическим вопросам, а именно был против выбора момента для начала военных действий. Он хотел отложить вторжение до победы над Великобританией.
Геринг, не колеблясь, подтвердил, что «рабочие принудительно ввозились в Германию», и спокойно заявил, что «он этого никогда не отрицал». Использование заключенных концентрационных лагерей для производства авиационного вооружения Геринг объявил «правомерным». Он сказал: «Это следует считать в порядке вещей». «В порядке вещей», по его мнению, было и использование территории России «в наших целях», и ее разграбление.