ШТАМ ЕР: Здесь утверждалось, что в марте 1943 года в Катынь были доставлены трупы и погребены в лесу. Известно ли Вам что-нибудь по этому поводу?
АРЕНС: Мне ничего об этом неизвестно.
После этого Аренса допрашивал защитник Деница Кранц-бюлер. Он спросил свидетеля, говорил ли тот с местными жителями о расстреле в Катынском лесу в 1940 году. Аренс ответил утвердительно и рассказал суду, что приблизительно в мае 1943 года он говорил об этом с четой пчеловодов, которые жили рядом с могилами. Супруги сказали, что весной 1940 года на станцию Гнездово в железнодорожных вагонах привезли свыше четырехсот поляков в военной форме, которые были затем на грузовых машинах доставлены в лес. Рассказчики слышали потом стрельбу и крики.
Далее Кранцбюлер спросил свидетеля, были ли найдены какие-нибудь другие могилы в лесу, около дачи, у зданий НКВД. Аренс и на этот вопрос ответил утвердительно и сообщил суду, что это были неглубокие могилы с разложившимися трупами и рассыпавшимися скелетами. В каждой такой могиле было по шесть-восемь мужских и женских скелетов.
Настала очередь обвинения допрашивать Аренса. Его допрашивал помощник главного обвинителя от СССР Смирнов, которому было поручено ведение катынского дела. Смирнов сконцентрировал внимание на эпизоде с волком. Он интересовался главным образом толщиной земляного слоя, покрывавшего человеческие трупы. Смирнов попросил свидетеля сообщить суду, была ли толщина слоя несколько десятков сантиметров или полтора-два метра. На это Аренс ответил, что этого не припоминает. Тогда Смирнов спросил полковника, где он нашел такого волка, который сумел бы разрыть землю на глубину полтора-два метра. На это последовал ответ: «Я не нашел такого волка, я видел его!»
Два других свидетеля защиты: Рейнгарт фон Эйхборн, бывший референт по телефонной связи при штабе Группы армий «Центр», и генерал-лейтенант Оберхойзер, начальник группы связи Группы армий «Центр» — решительно отрицали существование приказа о расстреле поляков. Если бы такой приказ был, то Эйхборн должен был бы знать об этом, так как все приказы 537-му полку проходили через него. Оберхойзер, со своей стороны, указал на совершенно другие задачи полка связи и на невозможность технически провести такую массовую казнь.
После окончания моей смены я не смогла уйти и осталась в зале суда, где слушала допросы свидетелей обвинения. Казалось бы, эти допросы должны были доказать, что массовый расстрел поляков был осуществлен немецкими оккупационными властями. Присутствующие в зале суда прекрасно понимали, что в случае, если свидетелям, вызванным в суд по ходатайству советского обвинения, не удастся достаточно убедительно подтвердить своими показаниями факт массового расстрела гитлеровцами польских военнопленных в Катынском лесу осенью 1941 года, советская версия окажется юридически несостоятельной. И хотя защитники не выдвинут никакой своей версии (такого права им не дано), это чудовищное преступление XX века останется на совести сталинского руководства (если у того есть совесть!) и тень его падет на нашу Родину.
Проведенные Смирновым допросы свидетелей обвинения не дали советской стороне желаемых результатов. Бывший помощник бургомистра Смоленска Базилевский производил жалкое впечатление, к тому же Смирнов торопил его и просил не вдаваться в подробности. Видимо, он боялся, что подставной свидетель окончательно запутается.
В моей памяти запечатлелся инцидент, происшедший в начале перекрестного допроса Базилевского всё тем же Штамером. Штамер спросил Базилевского: «Вы до перерыва, как я наблюдал, читали свои показания. Верно ли это?» Базилевский ответил, что он ничего не читал и у него в руках только план размещения участников суда в зале. Второй вопрос Штамера звучал так: «Как Вы объясните, что у переводчика уже были Ваши ответы?» Базилевский ответил, что он не знает, каким образом переводчики могли заранее получить его ответы.
После окончания перекрестного допроса американский обвинитель Додд взял слово и сообщил Председателю суда, что он направил записку переводчикам и получил ответ от ответственного за переводчиков американского лейтенанта, в котором сообщалось, что ни у одного из них не было ни вопросов ни ответов.
Штамер взял свои слова обратно, сказав, что это было сообщено ему вне зала суда. Председатель суда Лоренс указал защитникам, что они не должны делать подобных заявлений до тех пор, пока не проверят их обоснованность. На этом инцидент был исчерпан. Но сколько волнений он принес нашей дежурной переводчице, об этом история умалчивает. Нет сомнений, что она пережила тяжелые минуты, а Штамер, по свидетельству юристов, просто-напросто применил испытанный психологический прием защиты, чтобы запугать и без того робкого, неуверенного в себе и в своих показаниях свидетеля.