В оправдание своих действий чехи продемонстрировали мне объявления на оградах парков и на дверях магазинов.
В этих объявлениях крупными буквами по-чешски было написано: «Чехам вход воспрещен!»
Тогда, в мае 1945 года, в первый день без войны, мне удалось избавить немецких женщин от бессмысленного ответного унижения. Но, вспомнив эту историю во время допроса Нейрата, я подумала, что «стрижка по-чешски» ни в какое сравнение не идет с теми жестокими акциями, которые планировались и осуществлялись в Богемии и Моравии с ведома и под руководством Нейрата.
Чего стоят, например, рассуждения подсудимого по поводу будущего оккупированных территорий в меморандуме, представленном им фюреру летом 1940 года. В этом документе гитлеровский протектор ничтоже сумняшеся заявлял, что «цель может быть только одна — окончательное объединение Богемии и Моравии с великой Германской империей… Эти территории следует заселить немцами».
Для окончательного решения данной проблемы Нейрат предлагал выделить тех чехов, которые могут быть подвергнуты германизации, и оставить их в стране. Тех же, кто не подходит с расовой точки зрения, или является врагом империи, — безжалостно выслать. Особенно беспощадно Нейрат рекомендовал расправиться с интеллигенцией, саботирующей введение в Чехословакии нового порядка. Протектор считал, что всех интеллигентов-саботажников надо изгнать. Но и этого ему показалось мало. И он предложил возложить ответственность за акты саботажа на всё чешское население. Таким образом, Нейрат распространил наказание на ни в чем не виновных граждан, что и послужило началом массового террора против чешского народа.
С расстрелами заложников, истреблением и насильственной высылкой людей с родной земли нельзя примириться! Подробности осуществления нацистами политики геноцида мне довелось узнать в Нюрнберге. О геноциде говорили обвинители и свидетели, о нем шла речь надопросах подсудимых, в частности подсудимого Нейрата, который был одним из разработчиков планов онемечивания оккупированных территорий.
Помню, что ответы Нейрата вызвали у меня чувство острой неприязни по отношению к этому немецкому «интеллигенту» старшего поколения. После всего, что я услышала, слово «интеллигент» обязательно надо взять в кавычки, когда применяешь его к такому человеку. С виду — аккуратен и благопристоен, но его показания и предъявленные обвинителями документальные доказательства свидетельствовали о том, что перед нами жестокий, не знающий жалости поработитель чужого народа, уверенный в том, что зло, которое он причинит этому народу, обернется благом для его соотечественников и уж в первую голову для него самого!
Какая странная уверенность, тем более если учесть, что она была присуща человеку, выдававшему себя за глубоко верующего прихожанина лютеранской церкви!
О Шпеере
В моем повествовании еще ни слова не было сказано о двух подсудимых: Альберте Шпеере и Гансе Фриче. Беда не велика! Мне хочется доверительно признаться читателю, что в сущности все главные нацистские преступники чем-то похожи друг на друга.
Стараясь добиться полноты в моих воспоминаниях, я всё чаще и чаще натыкаюсь на бесконечно повторяемые ходы в показаниях подсудимых, как правило, пытающихся доказать свою непричастность к злодеяниям нацизма и оправдать себя перед настоящим и будущим. Столь же трафаретными представляются и их послужные списки, их путь наверх в ближайшее окружение фюрера.
Вот и Шпеер. Он встретился с Гитлером в 1930 году в возрасте 25 лет и «влюбился» в него без памяти. Это непреодолимое чувство привело его в 1932 году в ряды национал-социалистической партии, вождю которой он поклонялся и верно служил, пока не достиг вершин своей карьеры. Лишь в начале 1944 года, когда стало ясно, что война проиграна окончательно и судьба «величайшего полководца всех времен» решена, любовь Шпеера к диктатору в мгновение ока превратилась в острую неприязнь.
Но и тут он оказался не в силах покинуть фюрера. И это при том, что у него был предлог: он заболел. Однако после лечения Шпеер вернулся на свой пост министра вооружения и боеприпасов.
Карьерный путь Шпеера пролег от главного архитектора рейха до главного организатора и руководителя всей военной промышленности Германии, которая обеспечивала боеспособность вермахта. Стоит ли упоминать еще и другие должности? Повсюду Шпеер проявлял свои организаторские способности, не задумываясь над тем, какой ценой достигается успех. Цена эта — тысячи замученных и покалеченных непосильным трудом, тяжелыми условиями жизни и просто пытками иностранных рабочих. Куда и сколько гнать этих рабочих или, может быть, вернее сказать рабов, решал подсудимый Шпеер, а откуда и как — это уже была забота упомянутого ранее подсудимого Заукеля.