И еще одно прозвучавшее вполне буднично заявление министра вооружения Шпеера на суде заставило меня содрогнуться, но уже по другой причине. Джексон спросил Шпеера, проводились ли в Германии опыты и исследовательские работы в области расщепления атома. «К сожалению, — ответил Шпеер, — мы не достигли в этой области достаточных успехов, так как все лучшие силы, которые занимались изучением расщепления атома, выехали в Америку. Мы слишком отстали в этом вопросе. Нам потребовалось бы еще один-два года…» Что-то похожее на стон прошло по залу. Разве оставались после этого какие-то сомнения, что, будь у него в руках атомная бомба, он бы не задумался применить ее в интересах победы нацизма, хотя бы и ценою гибели большей части немецкого народа, а может быть, и всего человечества.
Затем, правда, Шпеер доверительно сообщил суду, что вынашивал планы отравления Гитлера газом в его берлинском бункере. Оно и видно, каковы были эти планы, по его последнему визиту уже в осажденный Берлин, где он трогательно попрощался со своим кумиром.
Последним во втором ряду сидел на скамье подсудимых Ганс Фриче, бывший начальник Отдела внутренней прессы в геббельсовском министерстве пропаганды, а затем руководитель отдела радиовещания того же министерства. Он был ярым приверженцем национал-социализма, пользовался большим доверием Геббельса и в своих пропагандистских речах никогда не отступал от того, что у нас назвали бы «генеральной линией партии».
И всё же на скамье подсудимых среди главных должен был бы сидеть его шеф Йозеф Геббельс. Тот по своей значимости лучше вписался бы в круг представших перед этим судом гитлеровских главарей. А Фриче подсудимые с улыбкой поздравляли с тем, что он избежал расправы в застенках Лубянки. Такой неблагоприятный поворот судьбы был вполне возможен, так как Фриче был взят в плен советскими солдатами и вместе с Редером доставлен из московской тюрьмы в Нюрнберг, что и дало ему в конце концов возможность обрести свободу.
Мне Фриче запомнился краткостью и четкостью ответов на допросе, что собственно и выдавало в нем профессионального радиокомментатора. Переводчикам с ним было легко.
Однажды утром перед началом очередного заседания суда ко мне подошел симпатичный молодой человек, потомок старинного российского дворянского рода, эмигрант во втором поколении князь Васильчиков. Князь был моим коллегой, переводчиком с русского на английский. Радуясь за меня, а также демонстрируя отменное знакомство с современными реалиями русского языка, его сиятельство торжественно произнес: «Доброе утро, милостивая государыня! Сегодня будут допрашивать Фриче, вот лафа\» Не могу утверждать, что речь князя всегда отражала новейшие явления в русском языке, но уж насчет легкости перевода допроса Фриче его прогноз оправдался на все сто.
Что греха таить, этот молодой человек пробудил у меня чувство глубокой симпатии. Думаю, что и я была ему не безразлична, так что симпатия была взаимной. Но он был князем, и этим всё сказано. Мы только улыбались друг другу при встрече. На прощание он подарил мне вышедший в Цюрихе первый том книги Гизевиуса «До горького конца». Стыдно сказать, страничку с трогательной надписью я вырвала своею собственной рукой и сожгла в пепельнице (вот она, наша родная советская бдительность!). Но книга до сих пор стоит на полке в моей домашней библиотеке. Князь Васильчиков несколько раз посещал нашу столицу в 90-е годы, и я увидела старого князя на московском телеэкране и подумала: какое счастье, что он не видит меня.
А был ли Борман?
Итак, наконец-то! Список представших перед судом главных немецких военных преступников исчерпан. Впрочем, нет. Был еще один, «серый кардинал», заместитель фюрера по руководству национал-социалистической партией Германии Мартин Борман. Суд рассматривал дело Бормана заочно на основании статьи 12 Устава МВТ. Если бы защитнику Бормана Бергольду удалось доказать факт смерти подсудимого, вопрос о Бормане был бы снят. Но эта попытка не увенчалась успехом, так же, как и попытка опровергнуть доказательства вины этого матерого нациста, влиятельного и жестокого пособника фюрера. Но, как известно, не удалось и предъявить Бормана суду! Не хочу обсуждать все «за» и «против» разных версий о послевоенной судьбе подсудимого. Если он какое-то время после войны был жив, то жил он с вынесенным ему заочно приговором к смертной казни через повешение.
Преступные организации
Кончено с допросами подсудимых. Адвокаты произносят защитительные речи. Главные обвинители выступают со своими заключительными речами. Затем начинается рассмотрение дела о преступных организациях: руководящем составе нацистской партии (НСДАП), тайной полиции (гестапо) и службе безопасности (СД), охранных отрядах (СА); правительственном кабинете, генеральном штабе и верховном командовании германских вооруженных сил.