Но не в деньгах счастье. Позже дошел до нас другой слух. Веревочный талисман из Нюрнберга долгого счастья палачу не принес. Вудс погиб в 1950 году при проверке технических возможностей нового электрического стула. Совсем как у Кафки в рассказе «Штрафная колония».
Улитка вам поможет…
Само собой разумеется, мои соотечественники, как считали наши партия и правительство, должны были резко отрицательно относиться к суевериям, этим пережиткам проклятого прошлого, противоречащим единственно верному мировоззрению — диалектическому и историческому материализму. Но, по-видимому, благодаря каким-то вражеским проискам, покончить раз и навсегда с суевериями в нашей стране не удавалось. Могу засвидетельствовать, что отдельные граждане продолжали плевать через левое плечо, опасаться перебегающей дорогу кошки и хранить на счастье талисманы.
Наглядно подтвердить этот факт решили неутомимые французские корреспонденты, которых постоянная нужда в гонорарах толкала в Нюрнберге на поиск сенсаций и фактов, представлявших интерес для читателей и редакций газет и журналов. Если сенсации сами по себе в зале не происходили, можно было их организовать. Это французские акулы пера делать умели!
Поэтому-то в перерывах между заседаниями всегда надо было быть начеку, чтобы не попасть к ним на удочку. Разумеется «охота» шла на статистов, речи не было о главных действующих лицах исторического судебного процесса, которые были доступны разве что на пресс-конференциях или официальных встречах, куда корреспондентов не всегда допускали.
Расскажу теперь, как я попалась на корреспондентскую удочку.
Дело было так. Перед открытием очередного судебного заседания ко мне подошли два французских журналиста и сообщили, что сейчас будут допрашивать подсудимого Штрейхера. Для меня это, разумеется, не было новостью, более того, я прекрасно знала с какими трудностями связан допрос антисемита № 1. Не так уж сильно пугал меня ожидаемый баварский диалект подсудимого. Гораздо хуже была острая неприязнь, которую я вместе со всеми в зале, включая, пожалуй, и подсудимых, испытывала к этому глупому, как пробка, отвратительному нацисту. Словом, всё это не сулило переводчикам легкой работы. Но жаловаться не приходилось — ведь переводчик-синхронист всегда должен быть готов к трудностям.
Думая, что мой разговор с представителями прессы окончен, я направилась было в наш переводческий аквариум, но журналисты остановили меня и вручили мне большую коричневую улитку — из тех, которые, как мне было известно, водятся на виноградниках Франции и Германии. Они предложили мне улитку в качестве лучшего талисмана, который оградит меня от любых неприятностей при переводе.
Трудно сказать, под действием ли ощущения, что всё это милая шутка, на всякий ли случай (а кто знает, вдруг она и впрямь помогает даже тем, кто не верит в ее чудодейственную силу?) или просто машинально, только я, поблагодарив дарителей, взяла улитку и поспешила на рабочее место. Здесь я опустила необычный талисман в стакан с водой, надела наушники и приготовилась переводить допрос Штрейхера. Стакан с улиткой стоял рядом со мной. Улитка принесла мне удачу. Перевод прошел гладко. Все трудности я сумела преодолеть.
Улитку я не выпустила, а сохранила в стакане, и через несколько дней она вновь напомнила мне о себе фотографией, помещенной, кажется, в одной из местных газет (точно не помню, в какой, но помню, что на фото была запечатлена я собственной персоной и при улитке). Подпись под фотографией гласила: «Покончить с суеверием в Советском Союзе не удалось. Русская переводчица не расстается со своим талисманом».
Благожелатели оказались опытными провокаторами и хитрыми бизнесменами. Но это приключение осталось незамеченным, а улитку я привезла в Москву.
Переводчики
Домой, домой! Мне так сильно хотелось домой летом 1946 года. Душевное перенапряжение постепенно перешло в глубокую физическую усталость. К тому же объем работы немецкого переводчика-синхрониста на процессе был непомерно велик. Точно определить его было трудно. Да в этом и нет никакой необходимости. Достаточно сказать, что мы переводили на наш родной русский язык немцев-подсудимых, немцев-адвокатов и свидетелей, большинство которых тоже составляли немцы.