Деду тоща уже 87-й год пошел, но мужчина был еще очень видный: высокий, седина благородная, усы, монокль; одевался с шиком. Опытный, знающий жизнь мужчина, а погорел, как мальчишка. Влюбился он в эту японку и она полюбила его безумно, а ей еще и двадцати лет не было.
Стал дед по вечерам после ужина одевать парадный фрак.
Покурит гашиш и исчезает на всю ночь.
Бабушка немного ревновала его, но никогда ни слова не сказала. Дед еще в молодости ей объяснил: «Солнце светит всем. Тем планетам, что ближе к Солнцу – больше тепла, а тем, что дальше – поменьше, но они все в свете нуждаются».
Бабушка знала, что дед ее ни за что не бросит потому, что она была ближе всех к Солнцу. К тому же дед регулярно выполнял супружеские обязанности. Он по-прежнему любил бабушку.
Но японка все чаще и чаще стала поговаривать о женитьбе. Даже угрожала ему: «Если не женишься, Давид, покончу с собой, минуты без тебя не могу прожить. Даже начала чахнуть».
Дед наотрез отказался: «Не могу я бросить Лею, – говорит, – я ей слово дал, а мое слово крепче стали». Хлопнул дверью и ушел домой.
Неделю не появлялся, ужасно мучился, ничего не ел, только курил гашиш.
А один раз не выдержал все-таки. Накурился как черт, одел фрак, монокль в глаз вставил, усы закрутил.
Заходит к ней и видит такую картину: японка белая как мел сидит на коленях на полу, в самом своем нарядном кимоно, а перед ней на маленькой табуреточке лежит катана, нож японский, острая, как бритва.
Хотела себе харакири сделать, но силы воли не хватило.
Взмолилась японка, встала на колени: «Убей меня, Давид Абрамович, если жениться не можешь». Плачет навзрыд...
Не знаю, как там все произошло, думаю, гашиш всему причина.
Но пожалел дед сиротку, зарезал как собаку. Катану по самую рукоятку в сердце вогнал, чтобы не мучилась, бедная.
Сам сдался властям.
Следствие, суд.
Три года дали всего, потому что признали, что убийство было из милосердия, к тому же любовь здесь была замешана.
А в 41-м его застрелили в тюрьме, хотел на фронт бежать.
Так и не повидал я деда, а жаль.
Вот такая необычная судьба.
Мы как-то с Володей Высоцким выпивали у него в Москве. Я ему эту историю рассказал. Он потом сочинил неплохую песню, только, по-моему, он там неверно раскрыл образ моего деда. Хотя до сих пор хорошо звучит в его исполнении. Убедительно.
ДЯДЯ АБРАША, ПИКАССО И ДРУГИЕ (документ)
14 марта 1997 года я самозабвенно работал над картиной в своей уединенной студии в Леонардо, Нью-Джерси.
Сделав множество эскизов и набросков, я уже начал переносить композицию на холст, когда моя работа была прервана настойчивым стуком в дверь. В раздражении я поспешил открыть.
На крыльце стояли двое солидных мужчин в дорогих серых костюмах. Представившись агентами ФБР и предъявив удостоверения, они спросили разрешения задать мне несколько вопросов.
Я был немало удивлен этим странным визитом и пригласил их войти в увешанную картинами студию. Выслушав сдержанные комплементы по поводу моей живописи и сгорая от любопытства, я предложил им перейти к делу. Чем же был вызван интерес столь серьезного ведомства к моей скромной персоне?
В сущности, все их вопросы сводились к одному – не фальсифицировал ли я когда-либо картины известных художников, а в частности, Пабло Пикассо.
Получив отрицательные ответы, они попросили несколько образцов моей подписи на русском языке. Двух автографов им показалось мало, и я исписал своей фамилией два листа, после чего агенты удалились, оставив меня в полном недоумении.
Я долго думал о том странном визите, пока эта история не нашла логическое объяснение. 18 августа я получил официальное письмо из отдела экспертизы Нью-Йоркского филиала аукциона Кристи.
В письме говорилось, что торговым домом Кристи была приобретена небольшая коллекция картин Пикассо. При расчистке задников на всех пяти холстах была обнаружена написанная на русском языке моя фамилия (!!).
Проведенная ФБР экспертиза показала, что моя подпись на 43 процента соответствует автографам на холстах. Руководство Кристи просило меня, по возможности, дать объяснения этому странному факту.
То письмо мгновенно поставило все на свои места.
Дело в том, что о существовании этих картин я знал уже очень давно, а подписи на обратных сторонах принадлежали моему дяде Абраму Давидовичу Жердину, да и сами картины были написаны не Пикассо. Это очень старая история и произошла она в 1925 году