Ума не приложу, как на них появилась подпись Пикассо. Поэтому я не хочу и не имею права называть Пикассо аферистом. Вполне возможно, что какой-нибудь деляга подделал его подпись, чтобы подороже продать.
Я этого не знаю и не буду гадать.
Зато я знаю одно: когда я рассказал мою историю в отделе экспертизы Кристи, они только с умным видом кивали головами, а когда я ушел, они замазали черной краской подписи моего дяди Абраши и выставили картины на осенний аукцион!!!
Вы не верите? Так вот. У меня есть тот каталог. Я был на том аукционе, и картины моего любимого дяди были проданы с молотка в общей сложности за 26 миллионов долларов.
Вот и скажите мне, пожалуйста: кто здесь аферисты и как можно вообще жить в этой стране честному человеку? А?
В ПАРИЖ ЗА НИТКАМИ
После публикации в «Новом русском слове» моего рассказа «Дядя Абраша и Пикассо» я получил множество писем.
Я очень благодарен всем читателям, которые откликнулись на мою историю, но одно из этих писем мне особенно дорого. Это письмо из музея Пикассо в Париже. Здесь я хочу полностью привести его содержание в русском переводе и вы поймете почему.
«Уважаемый мистер Жердин. Мы с огромным интересом прочли вашу историю о дяде Абраше в литературном журнале «Интуитион», перепечатанную из «Нового русского слова».
К нашей великой радости, в коллекции музея находятся две картины из семи, написанных вашим дядей. Как и описано в вашем рассказе, на обратных сторонах холстов стоят его подписи. Эти картины, несомненно, являются жемчужинами нашего музея и долгое время приписывались Пабло Пикассо.
Теперь, когда открылось истинное положение вещей, дирекция музея просит вашего разрешения открыть в музее Пикассо экспозицию Абраша-Пикассо. Дирекция музея обращается к вам с огромной просьбой, по возможности, прислать любые документы: фотографии, дневники, связанные с его именем, и, конечно, его картины и все личные вещи. Музей готов приобрести их в свою коллекцию.
Мы также хотели бы купить несколько ваших картин и рисунков, так как, по нашим данным, вы являетесь на сегодняшний день единственным продолжателем его творческой школы, зародившейся в артели слепых.
И пожалуйста, напишите поподробней о периоде, который Абрам Жердин провел в Париже.
С уважением Директор музея Катрин Фоше»
С подобной просьбой ко мне обратились и музей Прадо в Мадриде, и еврейский музей Нью-Норка. Сейчас я веду переговоры и, скорее всего, вы скоро сможете увидеть экспозиции, посвященные моему великому дяде в этих престижных музеях.
Но я должен сказать, что все, абсолютно все полученные мною письма сходятся в одном – мои корреспонденты просят побольше рассказать о дяде Абраше и особенно о его парижском периоде.
Я с большим удовлетворением выполняю просьбу моих дорогих читателей и постараюсь по воспоминаниям, дневникам и рисункам моего дяди воссоздать яркую картину тех четырех дней и ночей, проведенных Абрашей в центре культурной и художественной жизни Парижа.
Итак, давайте вернемся в то ранее утро 1925 года.
«Первые лучи едва коснулись верхушек деревьев на бульваре Монпарнас, когда с улицы Вавин на него свернули два еврея. Они шли быстрым шагом вдоль спящих домов, утопающих в прохладном воздухе, мимо закрытых жалюзи лавок, навстречу редким прохожим в сторону бульвара Распейл. И я не сомневаюсь, что даже с первого взгляда вы без труда узнали в них Шагала и дядю Абрашу.
Немного задыхаясь от быстрой ходьбы и не поворачивая голову, Шагал продолжал ворчать: «Это тебе не Гомель, шлемазл. Ну, что, понравился тебе Пикассо?» «Хвейс, – ответил Абраша на идиш, – гой как гой, ничего особенного я в нем не нахожу» и добавил по-русски: «С такими картинами в Гомеле он бы уже давно протянул ноги».
– Да, это тебе не Гомель, – в очередной раз повторил задумчиво Шагал, открывая двери подъезда на улице Леопольда Роберта, где он временно рентовал студию.
Пока Марик отдыхал на диване, Абраша с благоговением принялся рассматривать его многочисленные рисунки и картины. «Хотя я не могу назвать себя очень верующим человеком, – часто говорил дядя Абрам, – но в работах Шагала я явно ощутил божественное присутствие».
Шагал проспал до полудня.
«Я с трудом дождался, пока он проснется, и сразу напомнил ему, зачем я приехал», – писал Абраша в своем дневнике. На что Шагал безапелляционно ответил: «Подождут твои нитки, никуда они не денутся, это тебе не Гомель, здесь нитки продаются на каждом углу, у тебя еще 6 дней в запасе. Сейчас мы пойдем в кафе, мне нужно сделать там несколько набросков».
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. По дороге в кафе я все время смотрел по сторонам, но нигде не заметил продавцов ниток, – Шагал явно преувеличивал».