Абраша, с удовольствием сняв ботинки и отхлебывая холодное молоко, некоторое время стоял у окна и смотрел на покрытые лунным светом крыши. Марик мерно посапывал на топчане в углу. Он постелил для Абраши свою кровать, и Абраша наконец улегся, хрустя накрахмаленными свежими простынями. «Ох, какое наслаждение». Он внезапно почувствовал себя очень уютно, как дома, и ему стало очень хорошо. Ему приснился сон. Как будто он идет по какой-то необыкновенной улице. Сверху над ней была настоящая железная дорога. Она держалась на металлических сваях. Поезда шли над улицей по воздуху, это было уму непостижимо. А под железной дорогой сплошным потоком двигались удивительные блестящие машины. Большинство – низкие, как черепахи, другие – высокие, как сараи на колесах, все покрытые яркими надписями на непонятном языке.
Он шел по очень гладкому тротуару в толпе странно одетых людей. Все они несли большие сумки и яркие мешки с едой, а некоторые даже везли тележки, наполненные фруктами и овощами.
Абраша медленно плыл в этой пестрой толпе, останавливаясь и заглядывая в витрины. Он даже во сне помнил, что ему нужно купить нитки. Правда, ниток нигде не было. Во всех витринах была только еда, и какая еда: горы окороков, колбас, всевозможных рыб, консервов в разноцветных банках и экзотических фруктов. Фрукты местами лежали даже на улице возле магазинов, на специальных подставках. Бери – не хочу Во всех магазинах и лавках тоже толпились люди, они покупали еду. Абраша был ошарашен этим изобилием. «Наверное, это рай», – подумал он.
Вдруг сверху, громыхая железом, прошел поезд, Абраша даже присел от неожиданности. «Вот чудеса, – думал он, – где же это я оказался». Он стал смотреть по сторонам и обнаружил множество надписей и вывесок на русском языке: «Аптека», «Сладости», «Приморский». «Нет, это не Париж», – подумал он и принялся рассматривать публику. В основном это были пожилые люди. Абраше даже показалось, что это евреи, хотя одеты они были не как положено и все мужчины были без бород, а многие даже без головных уборов. Но лица, нет, здесь ошибки не было. «Это положительно не гоим», – подумал Абраша. Он внезапно почувствовал себя очень комфортабельно в этой пестрой толпе, как рыбка в стае себе подобных, плывущих в каком-то удивительном аквариуме.
Вдруг Арбаша остановился: «Нет. Не может быть». Навстречу ему, опираясь на палочку и смешно выбрасывая вперед свою деревянную ногу, шел дядя Соломон. Он увидел Абаршу еще издалека и закричал, щурясь на солнце:
«Абрашенька, дорогой, ты ли это?» Абраша крепко обнял дядю. «Как вы здесь оказались? – спросил он улыбаясь».
«Я? – удивился дядя Соломон. – Я умер, ты же сам знаешь. Я здесь по полному праву уже почти шесть лет. А ты что здесь делаешь, цудрейтер?» «Я сам не знаю, – ответил Абраша, – я вообще-то приехал за нитками, но, кажется, сейчас я сплю». «Спишь? – удивился еще больше дядя Соломон. –
Если ты спишь, то лучше проснись». Он начал трясти Абрашу за плечи и орать в самое ухо: «Проснись, шлемазл».
Абраша открыл глаза. Над ним стоял Шагал. «Проснулся, шлемазл? Сколько можно спать? Уже почти одиннадцать», – улыбаясь, сказал он. «Господи, Боже мой», – Абраша подскочил на кровати, протирая глаза. «Нитки – вспомнил он, – сегодня обязательно надо купить нитки». Но его ждало большое огорчение. Марик сказал, что по случаю какого-то праздника все лавки закрыты. «Ах, какая досада, – расстроился Абраша, – что же мне теперь делать?» «Перестань, это не конец света, – постарался его успокоить Шагал, – я обещаю, без ниток не уедешь. Завтра с утра первым делом пойдем в торговые ряды и все сразу купим, а сейчас отдохни, позавтракай. Кстати, сегодня вечером мы с тобой приглашены на благотворительный концерт. Там будет хороший буфет, много музыки. Поэты будут читать стихи. Получишь удовольствие, я обещаю». Услышав о поэзии, Абарша немного насторожился: «А что, Панкрат небось тоже будет «Хари фири» свою читать?» Шагал засмеялся: «Там будет весь цвет Парижа, много забавных типов, не только Панкрат. Между прочим, как вчера прошел вернисаж?» – поинтересовался он. «Ничего особенного, – ответил Абраша, намазывая булку с маслом. – Македонов этот, заказал мне 30 одеял. Как думаешь, заплатит? 3 тысячи франков деньги немалые». «Не знаю, может и заплатит, раз заказал», – ответил Марк, поворачивая к Абраше свой мольберт, на котором стояла законченная картина.
«Ну, как тебе? Только что закончил», – сказал он. Абраша даже ахнул: «Ну, мы молодец, вот спасибо тебе, что увековечил меня, – с благоговением произнес он. Сидя в кресле и дожевывая бутерброд, он внимательно стал рассматривать картину. На ней Шагал нарисовал Абрашу. Он летел над Парижем со своим одеялом, скрученным в трубу, а над ним, вращаясь в ярком беспорядке, плясали лошади, неведомые птицы, ангелы, цветы и маленькие домишки гомельской окраины с горящими на солнце стеклами.