Он поднялся по ступенькам на деревянную набережную, мощенную аккуратными деревянными дощечками, прошел мимо уютных кафе с яркими большими зонтиками. За столами сидели люди, они пили холодное пиво из заиндевевших кружек. Вдоль домов, греясь на солнышке, сидели на длинных скамейках пожилые евреи, они разговаривали на идиш. Под большим навесом мужчины играли в шахматы. Здесь Абраша увидел дядю Соломона. Он сидел на странном стуле с колесами и наблюдал за игрой. Позади него стояла молодая белокурая женщина в легком голубом платье. Абраша подошел к ним. «Здравствуйте, дядя Соломон». «Куда ты пропал в прошлый раз?» «Я никуда не пропал, – ответил Абраша, –я просто проснулся. А, кстати, вам большой привет от Марика Шагала, он вас часто вспоминает». «Спасибо, спасибо, дорогой. А как он там, все рисует?» «Конечно, рисует, он сегодня сделал мой портрет, очень красивый, – гордо ответил Абраша». «Как же, видел, в музее современного искусства^ хороший портрет», –сказал Соломон. «Как вы могли его видеть, – удивился Абраша, – Марик его только утром закончил». «Ты не понимаешь, красавчик, здесь все по-другому, раньше, чем у вас», – важно ответил дядя Соломон. «Скажите, а как вообще здесь живется евреям», – спросил Абраша. «Ты понимаешь, – задумался дядя Соломон, – я доволен. Вообще, я думаю, это самое хорошее место для нас. Все сыты, у всех в животе по 100 грамм, галушки, да фаршированная рыба, есть пару копеек на черный день, хорошие квартиры с видом на море. Что еще человеку надо? Видишь, я даже передвигаюсь на польской тяге, – и, обернувшись к женщине сказал, – давай, Ядвига, поехали дальше». Абраша пошел рядом с дядей Соломоном. Пожилые люди приветливо здоровались с ними. «Так что же, – не унимался Абраша, – выходит на том свете лучше? Вы считаете, что надо поскорей умирать?» «Что ты говоришь, шлемазл, –рассердился дядя Соломон.–Типун тебе на язык, плюнь три раза. Немедленно!» Абраша начал плевать и здесь он сквозь сон услышал сердитый шепот Шагала: «Что ты плюешься, как ненормальный? Мне тоже не нравится, но я веду себя прилично». Последние слова потонули в буре оваций. «Бис, браво, слава Зевсу!» – скандировала публика. «А вот я совершенно согласен с молодым человеком, – обернулся к ним Александр Вертинский. – Конечно же это мерзость, иначе этот балаган не назовешь!»
Спускаясь по лестнице в толпе народа, Абраша услышал за спиной сердитый голос Панкрата: «И это называется культурное общество. Мне какая-то сволочь всю феску заплевала». «Так тебе и надо – отвечал голос Мандаринова, – тоже мне турок хренов, ты бы еще чалму одел».
Абраша на всякий случай не стал извиняться, а только опустил голову.
«Ох, какой позор», – думал он.
На улице было прохладно. Париж спал. Над Сеной клубился холодный туман.
Эйфелева башня, подсвеченная желтыми лампочками, слабо мерцала над темной громадой домов.
«Извини меня, пожалуйста, Марик, я заснул», – оправдывался Абраша. «А чего это ты вдруг расплевался во сне, как извозчик? – не унимался Шагал. – Панкрату всю феску заплевал. Стыд и позор». «Ты понимаешь, – продолжал Абраша, мне приснился дядя Соломон. Он мне сказал: плюнь три раза, и я плюнул». «Очень хорошо, – рассмеялся Марик, – теперь все будем валить на дядю Соломона. Хорошенькое дело. А если бы дядя Соломон тебе приказал наделать в штаны? Ты бы тоже последовал его совету? Да?» Марик уже перестал сердиться, и Абраша тоже засмеялся вместе с ним. «А если бы он тебе приказал дать Панкрату палкой по голове? А?» – Они смеялись всю дорогу.
В студии было темно, что-то случилось с электричеством. Пахло скипидаром и масляными красками. Марик зажег свечку и постелил постели. Они попили молока и легли. «Спокойной ночи», – сказал Шагал сонным голосом. «Не забудь, завтра с утра пойдем за нитками», – ответил ему Абраша. «Хорошо, хорошо», – засыпая, пробормотал Марик.
Абраша долго не мог заснуть, он думал про Гомель. Вспомнил родных, как там они поживают. Он представлял, как все обрадуются, когда он приедет, как мама сварит праздничный обед, как все будут смеяться, когда он расскажет им о своих приключениях в этом удивительном городе.
Перед глазами у него проплыли картинки прошедшего дня. Мясная туша в студии Сутина, его горящие лихорадочные глаза, Мандаринов в своем несуразном жилете, оплеванный Панкрат, казаки с кинжалами, дамы в мехах с драгоценными украшениями и Зевс в золотом лавровом венке и белой тунике с греческими узорами аккомпанировал этому пестрому балагану на золотой арфе Эола. Абраша заснул под утро, свернувшись калачиком и подложив руки под щеку. В этот раз ему ничего не приснилось, он просто провалился в темноту.