Я предпочел благоразумно промолчать: во-первых, я не считал, а во-вторых, в данном случае я защищал честь женщин, к тому же я был уверен, что меня посадят. Но все обернулось совершенно иначе.
Оказывается, советское правительство было давно информировано о существовании конкурса Казановы и впервые получило официальное предложение выставить своего кандидата. Они решили провести отборочные соревнования, конечно же, в полной тайне, а Суслов был назначен ответственным за это мероприятие.
Партию и правительство привлекал приз двадцать пять миллионов долларов, такой куш они не могли упустить.
Я здесь не буду описывать, как проходил отбор, это была сплошная мерзость: приходилось трахать каких-то знатных доярок, передовиц производства, но о финале я не могу промолчать. Он проходил в кабинете Брежнева, на кожаных стеганых диванах, при полном составе политбюро.
Мой соперник, любовник Фурцевой, простой литовский паренек из Паневежиса Валюс Баублис, испытывал технические трудности, он нервничал под взглядами членов правительства и от этого его гигантский, похожий на докторскую колбасу член, едва-едва наливался силой. И когда Суслов, глядя на хронометр, взмахнул платком. Валюс оказался не готов и потерял драгоценные минуты.
Моей партнершей была депутат Верховного Совета, ивановская ткачиха Галя Чебухта, довольно аппетитная, крепкая, невысокая брюнетка с карими пустыми глазами и высокой прической.
Без платья она выглядела довольно сносно, и хотя вначале очень стеснялась, краснела и закатывала глаза, я все-таки разжег в ней потаенную страсть. Она отдавалась самозабвенно, подбрасывая меня и ржа, как крепкая калмыцкая лошадка. Я работал не за страх, а за совесть, даже не заметив, как Валюс сошел с дистанции, как Суслов махал платком, стараясь остановить меня. Я не слышал даже аплодисментов и очнулся только тогда, когда Леонид Ильич, отечески похлопывая меня по плечу и широко улыбаясь, громко сказал: «Хватит на сегодня, сынок. Вынимай!»
Он тепло пожал мне руку, поздравляя с победой, и торжественно добавил: «Будешь в Венеции защищать честь страны!»
***
Глядя через затемненные стекла правительственного ЗИМа, на мелькающие березки и заснеженные крыши дач, я думал о Венеции. Я представлял каналы, дома и дворцы, которые до этого видел только на картинках. Я еще не верил своему счастью.
Машина остановилась перед высокими воротами, и часовой подошел к водителю проверить документы. Меня привезли в закрытый санаторий для высших партийных чиновников, чтобы я набрался сил перед ответственным конкурсом в Венеции. Потом я ездил туда много раз, но первое впечатление было просто потрясающим. Это был бесплатный бордель с усиленным питанием. Меня кормили икрой, осетриной. Там я впервые попробовал суп из черепахи и жареного угря, тушенного в сметане. Именно там я узнал толк в еде и стал настоящим гурманом.
Весь обслуживающий персонал санатория состоял из очаровательных молодых мед-сестричек, готовых уступить мне по первому знаку и в любое время. «Держись в спортивной форме, – повторял Суслов, – побольше тренируйся, а главное хорошо кушай». И я твердо следовал его наставлениям.
Три месяца пролетели как одна минута. Я прожил их в раю, менял порой по двадцать любовниц в день, а иногда, остановившись на одной, увлекался каким-то ее особым талантом, чувствовал себя немного влюбленным, впадал в состояние полного самозабвения. И даже те два часа в день, которые я должен был проводить на уроке по теории, я не терял впустую.
Профессор сексологии Лев Владимирович Зац был не просто талантливым педагогом, его знание предмета и блестящее мастерство оратора открыли мне самые потаенные уголки философии секса. Меня потрясла его эрудиция. Он наизусть пересказывал главы из «Маркиза де Сада» и «Луки Мудищева», виртуозно трактуя самые ключевые детали. Это от него я впервые услышал загадочную кабалистическую легенду о таинственном острове, на котором жили хвостатые бляди. С его уроков я возвращался всегда в приподнятом настроении, готовый к бою.
Только политзанятия наводили на меня смертную тоску. Их проводила Валентина Железняк, строгая высокая женщина лет 35, с короткой стрижкой и глазами уссурийского тигра. Двубортный серый пиджак и черная юбка уродовали ее фигуру. Это было выше моих сил.
На третьем уроке не выдержав ее плотоядного взгляда, я закрыл историю партии, распластав Валентину на письменном столе. Она отдалась сосредоточенно, с большой сноровкой и знанием дела. Потом я с большим удовольствием штудировал ее предмет, и до сих пор с нежностью вспоминаю ее округлые ляжки, затянутые черными подвязками.