Я их тоже могу понять, его пение никто больше трех минут выносить не мог. Голос хороший, но без слуха оно как-то не работает, утомительно слушать. Так и остался Евгений Самойлович без языка, но стихи еще больше полюбил, все свободное время поэзии посвятил, достиг большого совершенства. А в мастерстве карманника и вовсе стал недосягаем. В 1985 году в Большом театре он произвел полный фурор – у Миттерана (французский премьер, кажется), купил лопатник и ксиво. Никто не знает, как ему это удалось. Театр был нашпигован ментами, КГБ, охрана, правительство. Как он к Миттерану подобрался – никто не знает, кто на пропуле был, тоже тайной окутано. Но факт остается фактом. Я сам Миттеранов паспорт держал в руках, когда навещал в Москве Евгения Самойловича.
Он тогда за один заход себе всю дальнейшую судьбу устроил: без малого 60 тысяч франков и чистое ксиво, хоть завтра линяй за кордон. Что еще надо интеллигентному человеку? Но он не спешил, отлежался с годик на хате у одной бухгалтерши, не шиковал, спокойно отдохнул, стихи хорошие написал. «Маруха», «Я гадаю на фраерских лопатниках» – все эти шедевры принадлежат именно тому периоду его жизни.
Потом спокойно работал, не зарывался, с достоинством, а в 1988 году и выехал спокойно по документам Миттерана с одним евреем в качестве переводчика, только карточку в паспорте переклеил.
Пограничники его даже не шмонали, вошли в положение. Переводчик им объяснил – неофициальный визит, мол, потрахаться к любовнице ездил, даже чемоданы открывать не стали.
Вот какая судьба у человека, граф Монтекристо, как я и говорил.
Здесь Поэт работает по специальности в Тадж-Махале в Алтантик-Сити, там много алчных лохов пасется, а когда в Нью-Йорк приезжает, сразу идет в театр или в оперу по старой памяти. Есть у него заветная мечта – кошелек у Клинтона тиснуть, но, видно, не судьба. Клинтон уже почти что свой срок отмотал, скоро откинется, на почетный отдых пойдет.
Так мы с Поэтом разговорами и не заметили, как опера кончилась. Поцеловались на прощание и, клянусь, честное слово, я даже не почувствовал, как он у меня лопатник выкупил.
Потом мы долго с женой смеялись в лимузине, пока домой ехали. Я представлял ей, как Поэт домой возвращается довольный, посмеивается, открывает мой толстый бумажник, газетой нашинкованный, а сверху записка: «Спасибо тебе, друг мой любимый, за науку и особенно за птицу деревянную, которую ты мне в детстве подарил. Будь здоров и счастлив. Удачи.
Твой друг Боря».
Борису Ж. Жердину
Уже не помню в какой тюрьме –
В Минске■■■*, а может – в Казани
Родился мальчик – сын Жана Маре –
Темноволосый с голубыми глазами.
С раннего детства он обладал
Невероятной целебною силою,
И Беату Тышкевич он называл ■■■*
девочкой и своею милою.
Вот он вырос и начал лечить людей,
Не нуждаясь в ■■■* и комплиментах,
Клинтон, Кашпировский и сотни других ■■■*
Сегодня в списке его пациентов!
Вчера в Белом Доме, сегодня – в ■■■*
Величайший целитель двадцатого века!
Отведите, отведите меня к ■■■*
Я хочу ■■■* этого человека!
Е. Евтушенко № 784987654Б/У
■■■* Вымарано лагерной цензурой.
СМЕРТЬ КАЗАКА
Зашел я как-то в «Олив Три», маленький ресторанчик в Гринвич-Вилладже. Я очень люблю это место за хорошую недорогую еду, приятную атмосферу, а особенно за Чарли Чаплина. Там его старые фильмы крутят без остановки с утра до вечера.
Сел я за столик, народа было немного. Рюмку выпил, поел борща. Фильм шел чудесный, там все на водах происходило, бегают, щипаются, толкают друг друга. На меня такой смех напал – не могу остановиться. Хохочу во весь голос, уже официантка оборачивается, тоже улыбается, а я смеюсь, даже слезы текут. И здесь ко мне подходит какой-то пожилой господин и говорит по-английски: «Извините, пожалуйста, за беспокойство, молодой человек. Не позволите ли вы мне пересесть за ваш столик, уж больно вы заразительно смеетесь, давайте посмеемся вместе».
Я про себя еще подумал – наверное, голубой, уж очень он выглядел интеллигентно, но настроение у меня было очень хорошее. «Садитесь», – говорю. Сел он напротив, заказал вина и мне предлагает. «Нет, – говорю, – спасибо, мешать не хочу».
Мы познакомились и, представьте себе, оказались земляками, перешли на русский, очень приятно.
Он родом из Речицы, зовут Айзик, а перед войной жил в Гомеле на Рогачевской. Иммигрировал из Москвы, работал там инженером. Сейчас на пенсии. А в Америке уже давно, жена умерла от рака, сын в Калифорнии, программист, хорошо устроен.