Я должен вам сказать, что я настоящий шпион. Если человека внимательно слушать и глупых вопросов не задавать, можно очень много полезного узнать. Я таким способом у Айзика вытянул одну очень занятную историю. Слушайте.
Во время войны Айзик был в концлагере, Аушвиц называется. Чудом выжил, светлые волосы, за русского себя выдавал. Когда лагерь ликвидировали, неделю пролежал под полом в бараке. Чуть не умер. Но дело не в этом.
Там в лагере был один казак Семен Батыра, невысокий, крепкий, старшим истопником работал в крематории. Кулаки, как из стали, чуть что – по зубам. Но не окончательный изверг как Васька Глыба. Сам не расстреливал, а только трупы сжигал, такая работа была.
В лагере еще много казаков служило, держались особняком. Немцы им доверяли, на самой грязной работе держали.
«Вы не думайте, Борис, что я к казакам плохо отношусь. Нет, я историю хорошо знаю, много читал. Я можно сказать казаков люблю, дух вольности в них есть, всегда были аполитичны, сами по себе. Их ценности простые: борщ, водка, галушки, да кусок земли. Работящие люди, самостоятельные, всегда легко меняли подданство и по-настоящему верны были только сами себе.
Но дело не в том. Я хочу вернуться к Семену Батыре, тому истопнику из Аушвица. Представьте себе, я его здесь встретил, уже в Америке. История эта давнишняя, почти двадцать лет прошло. Я подрабатывал на кеш у одного ортодоксального еврея, мой далекий родственник Абрам Штейн. У него была небольшая лавочка на Деленси: мед, капуста квашеная, огурцы соленые с чесноком. Я помогал ему по хозяйству, иногда за стойкой стоял. Смотрю, заходит как-то Семен, я его сразу узнал, постарел, но мало изменился. Он привез мед продавать евреям, у него уже тогда пасека была в Лейквуде. Но я не стал признаваться, не о чем говорить, воспоминания малоприятные. Хозяин попробовал мед. Хороший, настоящий, без обмана. Поторговались. Хозяин отсчитал деньги.
Семен уже, было, собрался уходить, но остановился в дверях. «Присылай, Абраша, – говорит, – работника своего ко мне на пасеку. Буду дешевле отдавать, а то мне некогда мотаться туда-сюда».
Карточку дал свою – Лейквуд, Нью-Джерси.
Я его историю уже позднее узнал. Он попал в плен под Минском, кавалеристом служил у генерала Доватора, немцы их в болото загнали, а потом минометами выкуривали. Сперва с хлопцами, кто уцелел, в лагере для военнопленных сидел, а потом пошли на службу к немцу. Жить-то как-то надо было. Так он в Аушвице и оказался. И Семен и Витька Гошкодеря и Васька Глыба и Степан Есаулов и Ванька Деменюк – все довоенные дружки-приятели.
После войны в Германии помыкались, потом подсобрали денег и в Америку подались. Вначале батрачили, а потом часть осела в Лейквуде, в казацкой станице. Рова фарм называется. Семен купил хозяйство, обзавелся пасекой, экономный был, да и золотишко у него было припрятано. Дела неплохо пошли, женился на казачке, на вид здоровая, работящая была, а умерла при родах вместе с ребенком. Десять лет Семен прожил бобылем, трудно было одному, большое хозяйство.
И было ему уже под 60, как познакомился он с заезжей артисткой. Галина Волгина, известная певица, казацкие песни пела, на баяне играла красиво. Я ее в молодости знал, красивая, крупная женщина, на Зыкину похожа немного, колоратурное сопрано. Не везло ей в Америке, на сцену не брали, в основном, на вечеринках пела, больше за еду. Трудный был у нее кусок хлеба. Сошлась она с Семеном. Свадьбу сыграли в самой станице. На площади у реки накрыли столы, нагнали самогона. Много выпили. «За кого выходишь, Галя», – кричали казаки.
«За Семена Ивановича», – отвечает. «Не так говоришь, Галина, – атаман поправил. – За станичника выходишь, не забывай никогда».
Очень весело прошла у них свадьба. Галя пела старые казацкие песни, на аккордеоне играла, казаки подпевали на голоса. Семен сидел помолодевший, счастливый, очень гордился.
Наступили будни. Галина справно работала на пасеке, за домашней птицей смотрела. Семен уже стал подумывать, не пора ли кабанчика завести. Весь дом сиял чистотой и достатком.
Бизнес очень пошел вверх, много приезжало закупщиков из Нью-Йорка. Галя очень хорошо умела торговаться, даже цены на мед немного подняла.
По вечерам на аккордеоне играла, песни пела. Семен не мог нарадоваться: красивая, статная, работящая, что еще казаку надо.
А уж как он ее баловал: брошку золотую подарил, и гребешок черепаховый. Все для нее; еще с лагеря хранил. Расцвела Галина, разрумянилась. Я тогда к Семену за медом приезжал, с трудом ее узнал. До того на Брайтоне встречал один раз, уставшая была женщина, а теперь отъелась, посвежела, болтала без умолку. Одним словом–жили они, как голубки, любо-дорого посмотреть.