Четыре недели ничего не было слышно, в конце концов ожидание сделалось просто невыносимым. Я позвонил Юргену Гомману, менеджеру Петера. «Знаешь, Дитер — объяснил мне он — Петеру песня разонравилась.»
Это меня сломило. Разочарованный, я слонялся по агентству в страшном депрессняке. Мир для меня снова рухнул. Бог музыкального бизнеса, человек с вернейшим нюхом на хиты отверг мою песню. И только Живая Развалина из–за соседнего стола утешал меня. Он участливо глядел сквозь свои очки в двенадцать диоптрий: «Не вешай нос, Дитер, я уверен, ты справишься с этим!» Спасибо. В утешении я тогда очень нуждался.
Раб Бернгарда
Целый день и целую ночь я был неутешен. Но я похож на землеройку: если не удаётся перелезть через забор, значит, я проделаю ход снизу. Я был убеждён, что многие менеджеры и агенты вообще не слушали мои демо–кассеты. Я посвятил себя тому, что начал раскапывать домашние адреса звёзд и присылать им демо лично в руки. Мне пришлось долго уламывать Бернгарда Бринка, пока он не согласился встретиться со мной. Я раболепно преклонялся перед Бернгардом, отвозил его на все концерты и выступления: «Куда отправимся, Бернгард?» — и в то же время восторженно болтал о своих песнях: «Клёвая вещица, ты ничего подобного ещё не слышал!» В конце концов он купил песню под названием «Steig aus, wenn du kannst» («Выходи, если сможешь») и тогда я задался вопросом — он оставит её для себя или как? И всё–таки он поместил песню на сторону Б своего нового альбома.
А поскольку сторона А «Frei und abgebrannt» («Свободен и без гроша») была продана 100 000 раз, а стороны А не бывает без стороны Б, моя песня тоже была продана 100 000 раз. Как практично. С каждой пластинки мне причиталось 5 пфеннигов, так что кроме первого успеха в чартах я заработал 5000 марок. Потом я сочинил для него такие песни как: «Glaubst du, du findest den Weg?» («Ты веришь, что найдёшь свой путь?») и «Ich habe den Koffer in der Hand» («В моей руке чемодан»), с которыми он мог бы без проблем выступать в TUI.
Симона Ретель
Тридцатилетняя, миленькая, с сенсационным бюстом и огромными глазами, просто крольчонок. Такой она сидела напротив меня — Симона Ретель. Я сразу решил, что жизнь музыкального продюсера не так уж тяжела.
Симоне пришла в голову идея, вместо того, чтобы играть в театре, зарабатывать пением. И я очень хотел ей в этом помочь. целый день после полудня мы парились над немецкой версией хита Блонди «Heart of Glas». Симона путалась в тональностях. Я в сорок пятый раз перематывал назад ленту, чтобы записать всё с начала. Чертёнок на левом плече нашёптывал мне: «Хватит петь, возьмись–ка за эти буфера!», и даже ангелок на другом плече подзадоривал меня: «Да! Давай! Давай!»
Прошло время, и Симоне пришлось уйти. Впоследствии я был этому очень рад. Я никогда бы не простил себе, если бы мне случилось ухаживать за той же женщиной, что и Jopie Heesters. Я его очень уважаю.
Энди
Если ты творческий человек, тебе нужен соратник, приятель, спутник, который тебя понимает. Кто поддержит тебя, кому ты ответишь тем же. Он удержит тебя, если твои кони понесут. Который тебя подбодрит, подтолкнёт вперёд и подбодрит, когда ты повержен и не знаешь, как быть дальше. Этим всем был и остаётся для меня Энди Зелленейт. Если бы существовала премия за дружбу, старина Энди, знаток людей, получил бы эту премию раз пять.
В первый раз наши пути пересеклись в коридоре фирмы BMG, тогда она называлась «Hansa Record», выстланном стоптанным войлоком, в который так много композиторов заходили, высоко подняв голову, и выходили как побитые собаки. Нас объединяли две вещи: мы оба желали сделать карьеру и оба не имели ни малейшего понятия, как это делается. В то время Энди был ассистентом в отделе, занимавшемся премиями, это была невероятно важная должность — подносить музыкантам пиво после выступления. А я был в агентстве клоуном, чьи хлопоты никто не принимал всерьёз, и который уже год делил свой офис с дураками и пустомелями.
Если бы мне пришлось описать Энди, я бы сказал: самый светловолосый блондин на свете, самый высокий, ему можно присудить золотую медаль во всём, что касается дисциплины и умения льстить: если Рональд Кайзер заходил в его офис, Зелленейт вдруг начинал насвистывать «Santa Maria». Вольфганга Петри он приветствовал мелодией «Ganz oder ganz nicht»