Она была безмерно весела, танцевала, просто ожившее солнечное сияние. Живя с Эрикой, я ничего такого не знал. Моя жена была сурова и серьёзна, просто лапша с гуляшем. Эта Надя вырвала меня из одиночества будней. Ей было 22 года. В ней было столько милой несерьёзности, что мой разум отдыхал рядом с ней. Ей нравилась простота и лёгкость мышления. Она была как третья бутылка шампанского. Или как четвёртая, кто знает!
Мы без перерыва проболтали до пяти часов утра, выпили шампанского, но не опьянели, а просто развеселились. «Давай пообедаем завтра вместе! Я заеду за тобой в четыре» — предложил я.
Я прибыл на белом «Ягуаре» с точностью до минуты. На автобусной остановке у будки было много женщин, но как, я ни вертел головой, никакой Нади. У меня не было ни её телефона, ни адреса, никаких следов, чтобы найти её. Любой нормальный человек сразу же спрашивает у женщины номер телефона, но только не я, который привык, что женщины сами к нему идут. Чем толще мишка, тем глупее.
Через полгода мы снова столкнулись на той же самой дискотеке. Меня раздирали ярость, что она мне отказала, и безграничная радость, что я снова её отыскал. Я чвувствовал себя оскорблённым Казановой, как же так, великого Дитера заставили ждать второго пришествия: «Эй, со мной это не пройдёт! Что это значит? Где ты была? Считаешь, что это забавно?»
Надя отреагировала довольно легкомысленно: «Ты же это не всерьёз. Кроме того, ты женат, и у тебя двое детей. Как же, нужен мне женатый мужчина!» После чего мы выпили, потому что всё выглядит намного легче, если смотреть через пару бокалов шампанского.
Я втюрился. Эти 10 марок за пиво разбили мне сердце. В моих глазах она была той женщиной, которую я всё время искал, которая была бы со мной и в счастье и в горе. На неё я проецировал все мои мечты: моя эротическая богиня, противоположность моему мировому пессимизму, мои крылья, чтобы летать. Она воспринимала всё так легко. Она была противоположностью моей тяжёлой профессии, в которой так много стрессов и грязи. Она была не из тех женщин, что любят долго размышлять и всё обосновывать, и я хотел поучиться такому таланту. Это было моей ошибкой. Я считал, что этой лёгкости можно научиться, что можно приобрести у другого человека. Мне было не ясно, что становиться счастливым нужно изнутри. Только годы сделали меня умнее. Она была для меня последним поводом для того, чтобы признаться — я не хочу быть с кем–то связанным. Хотя мне перевалило за тридцать, я чувствовал себя слишком молодым, чтобы быть мужем и отцом двоих детей. Этот корсет был слишком тесен, мне нечем было дышать. А солнышко Наддель из гамбургской «Mezzanotte», я верил, могла освободить меня. В конце концов, я был трусом и хотел убежать от ответственности.
Но вот чего я не знал: Надя оказалась моим двойником. Во всё время нашей совместной жизни она тоже бежала от ответа. От нажима, если я пытался давить на неё. От ожидания, когда я заставлял себя ждать, а она этого не переносила. Кто знает? Может, она и пыталась соответствовать роли. Но нужно честно признать, та роль, которую я ей дал, была слишком трудна.
Мы вновь договорились о встрече, на том же месте, в тот же час. И снова никакой Нади там не оказалось. Что за паршивый сценарий! Но на этот раз я был умнее, у меня был записан её телефон. Я звонил её, понимая, что если приду и вызывающе начну её оскорблять, она, скорее всего, скажет: «Ладно, пойдём, только какой в этом смысл? Эта идея мне сразу не нравилась».
Нежным и льстивым голосом я спросил: «Послушай, Наддель, где же ты?», боясь, что она бросит трубку.
«Я забыла, во сколько ты назначил встречу — ответила Наддель — давай договоримся на другое время.
С третьего раза нам удалось–таки попить кофе. Стоял декабрь, и я думал: Рождество, слышишь, Рождество, Боленский, что–то обязательно случится! Нужно было хоть на шаг вперёд продвинуться в отношениях с этой женщиной.
Я позвонил своему товарищу Энди, настоящему таланту в том, что касалось приключений под луной, настоящему кладезю идей в том, как влюбить в себя больших маленьких девочек. Он пообещал мне всё устроить.
«Дитер, я закажу тебе сааааааамые дорогие апартаменты во всём Берлине — вещал он голосом опытного рекламиста — и тыыыыыыыысячу роз к ним. И всё будет только сааааааааамое изысканное! И вы получите приглашения на сааааааамые модные рождественские вечеринки!»
«Ты увидишь — хвастал Энди — я всё сделаю. До семидесятилетия будешь вспоминать».
Энди и впрямь снял лучшие апартаменты, привёз шампанское и зелень. Сколько же там было цветов? 100 или 1000? Были ли они разбросаны по полу или стояли в вазах? Не имею никакого понятия, я всего этого так и не увидел. Потому что вместо того, чтобы в восемь встретиться с Наддель, как и договаривались, у дверей её дома, и отправиться вместе в Берлин, я стоял на трескучем морозе посреди тротуара и отморозил зад так, что он стал похож на павианий. По иронии судьбы я находился как раз напротив «Дядюшки По», где когда–то фанатки требовательно протягивали ко мне руки. Теперь я сам себя чувствовал фаном.