Наддель снова ответила: «Супер! Супер!», но я наконец–то прижал её к стене: «Слушай, я говорю серьёзно, завтра я пришлю мебельный фургон и заберу тебя вместе со всем твоим барахлом!»
«Да, хорошо — донеслось в ответ — всё понятно!»
Три дня спустя мы осмотрели пентхаус на Виссманнштрассе, что в Кенигсзее, в Берлине. Площадь составляла 120 метров, расположен дом был просто прекрасно. Оттуда я позвонил Эрике. «Оставайся там!» — велела мне она. Это было ново для меня — она сохранила полное спокойствие. Я привык, что она спорила, кидала в стену миски со спагетти и орала. Возможно, ей надоели мои выходки. А может, она была уверена, что я вернусь. Она знала, что я безумно люблю своих детей. Поэтому, может, она думала: он всё равно вернётся. Дай ему только поразвлечься. Я пользовался славой, хотя и не всё, что обо мне говорили, было правдой, но никто из моих друзей и знакомых, включая Эрику, не верил, что я когда–нибудь расстанусь с ней.
Сейчас я думаю, что самый большой грех в моей жизни — это то, что я покинул своих детей. Я могу сказать любому, кто имеет детей — цени свою семью превыше всего. Потому что боль от расставания с женщиной — ничто по сравнению с той болью, что испытываешь, когда твоих детей нет рядом. Когда не можешь погладить их по головке, когда приходишь домой поздно вечером, а они уже спят. Единственное, что может быть ужаснее — если твоё дитя погибнет в результате несчастного случая или если ему причинит вред какой–нибудь маньяк.
Но я мог, по крайней мере, видеться с детьми по выходным. Когда мы воскресным вечером подъезжали к дому его матери, Марк, конечно, понимал: сейчас последует расставание. И что тогда происходило — словами не передать. Марк стоял в воротах, я целовал его не прощание, говорил: «Пока, держи ушки на макушке!» и быстро садился в машину, чтобы он не видел моих слёз. При взгляде в автомобильное зеркальце я видел, как он стоит у ворот, машет мне рукой и смеётся. А я ещё думал: он какой–то странный, этот смех.
Я выходил из машины, и вблизи оказывалось, что это был не смех, а рёв. Этот маленький карлик хотел показать мне: «Поезжай спокойно, папа!», хотя ему самому жутко хотелось заплакать. Я думаю, он уже тогда был сильнее меня, потому что я сразу же начинал громко рыдать.
Теперь я хочу сказать то, что понял много лет спустя: Эрика, собственно, была для меня идеальной супругой, мать всех матерей, лучшая женщина, которую я когда–либо знал. Мои дети на 100 % Эрика. То, что они крепко стоят на земле, что они такие замечательные — это целиком её заслуга. Когда мы с ней, после семнадцати лет брака, в октябре 94‑го, наконец, развелись, она оставила мою фамилию, выдвинув для этого типичное для неё обоснование: «Мои дети носят фамилию Болен. А я хочу носить ту же фамилию, что и мои дети».
Я в последний раз заехал домой, чтобы взять чемодан. На пустом мебельном грузовике я отправился к Наддель. Выяснилось, что этажом ниже (как практично!) жил её хахаль. Я был в шоке. «Послушай, ты должна поговорить с ним на чистоту» — сказал я. Она на это ответила: «Подожди–ка» — спустилась вниз, позвонила, сказала парню: «Всё кончено», забрала из его квартиры свою подушку и вернулась ко мне наверх.
Вместе с этой подушкой мы погрузили в машину два голубых мешка для мусора, в которые она сложила своё бельё, и гоночный велосипед.
«А где твои остальные вещи?» — поинтересовался я.
Она спросила: «Что значит мои остальные вещи?»
Нужно было оплатить несколько долгов, заменить испорченный ковёр, а потом мы отправились в Берлин.
Техосмотр для тёлок
Я люблю устраивать проверки, чтобы выяснить, что это, собственно, за женщина, которая сидит рядом со мной. Если в её глазах мелькает значок доллара, как в кассовом аппарате, эта женщина мне не подходит. Я мечтаю о такой, которая бы любила меня и не пыталась бы, обнимая, залезть мне в карман. Я настоящий финансовый параноик.
По дороге на съёмки клипа Blue System мы сделали остановку в Амстердаме. Я знал, что здесь, прямо в аэропорту, был отличный магазин, торговававший без пошлины. Я подталкивал Наддель от одной витрины к другой, на которых красовались прелестные часы от Картье, стоимостью от 10 000 марок.
«Можешь выбрать. Скажи, какие ты хочешь?»
Наддель никак не реагировала.
Я напирал: «Пойдём, ты выберешь, можешь купить хоть все. Тебе хоть какие–нибудь нравятся?»
А Наддель: «Нет, я не хочу».
«Да пойдём же, ты не должна стесняться, я серьёзно!»
А Наддель снова: «Нет, я и вправду не хочу, они мне не нравятся».
Я скажу вам, что Верона останавливалась перед каждой витриной и твердила: «О, супер, классно! Я возьму вот это золото за 60 000. И ещё я хотела бы такое же из серебра. У меня уже есть серебряные украшения, они отлично бы сочетались».