Это было почти страшно: он совсем меня не знал и за 10 минут выложил мне всю свою жизнь. Это было очень непривычно, потому что те музыканты, которых я знал, никогда ничего не рассказывали, потому ли, что они уже хлебнули с этим горя или потому что это им причиняло боль. Этим они напоминали мне стреноженных лошадей перед электроизгородью: они трижды касались её шеей, и трижды их ударяло током, так что они запомнили это на всю жизнь.
Но Рой Блек, он, казалось, всем телом снова и снова прислонялся к изгороди в 700 ватт, снова и снова. Реакция самозащиты была ему вообще несвойственна.
После этих тридцати минут с ним мне стало ясно: «Ты не сможешь сказать, глядя в его голубые глаза, что не станешь продюсировать его.» Я показал ему студию, мы попробовали несколько песен, а потом — мы работали уже несколько часов, но в студии не было окон — я предложил: «Пойдём, Рой, давай устроим перерывчик. Выйди на свежий воздух, отдохни немного».
Но он сказал: «Дитер, пожалуйста, разреши мне остаться здесь».
Я был удивлён: «Рой, почему ты не хочешь выйти на улицу?»
«Нет, там меня все узнают» — ответил он. Трудно поверить, но он просто не решался выйти один на улицу. «Ты не мог бы заказать что–нибудь из еды, чтобы я мог не выходить? Здесь очень мило». Это притом, что у нас в студии всё выглядело так, будто уборщица включила пылесос задом наперёд, будто студия была норой маленького монстра. На нашем ковре было больше кофе, чем в кофеварке.
Через день после нашей с Роем встречи, я позвонил ему и сказал: «Рой, я напишу тебе несколько песен для нового альбома, и аванса мне не надо, я сделаю всё просто так».
«Почему ты делаешь это для меня?» — спросил он.
А я: «Капуста меня не интересует, просто ты мил, ты мне симпатичен». В действительности я и так не верил, что на таком альбоме можно заработать денег, не говоря уже о том, чтобы создать вместе хит.
Мы договорились о дне записи, Рой хотел непременно сделать всё в один день, из чего следовало, что начать надо пораньше. А так как он был из тех, кто боится самолётов и ни за что не полетит, это ещё означало, что ему придётся проделать порядочный путь с юга Германии.
Я как раз налил себе первую чашку кофе, а Рой уже стоял под дверью: лаковые ботинки, галстук–бабочка болтается свободно над воротником, смокинг помят и местами испачкан чаем. Он смертельно устал, потому что накануне вечером было его выступление в Вёртерзее, все на той вечеринке были навеселе. В конце концов, он залез в машину, чтобы пролететь без единой остановки 1000 километров до Гамбурга. Вообще–то было непонятно, почему он, раз уж был так пьян, не взял шофёра.
Он пил одну чашку кофе за другой, и каждый раз, когда он делал глоток, раздавалось клац–клац–клац, потому что руки его дрожали, и чашка стукалась о блюдце.
«Слушай, Рой, как же ты собираешься петь свой альбом?» — спрашивал я.
«Да–да, оставь, я справлюсь».
Но иногда людей нужно защищать от самих себя, так что я сказал: «Рой, сделай мне одолжение — а после восьмой чашки кофе он всё ещё дрожал — отправляйся в «Интерконти» и выспись хорошенько. Мы подождём тебя здесь, ты поспишь часов шесть и снова придёшь, тогда мы и споём».
Он упирался, ему хотелось начать немедленно: «Нет, подождите ещё секундочку, я быстренько допью кофе, и мы можем начинать».
Всё–таки после бесконечных уговоров нам удалось отправить его спать. Но едва наступил вечер, как Рой вернулся, и мы смогли начать.
Но пьянство, которое даже на съёмках «Ein Schloss am Woerthersee» настолько отупляло Роя, что он не мог различать тексты и изменения мелодии, стало нашей следующей проблемой.
Я был вынужден сделать то, чего не делал никогда раньше и чего, наверное, больше никогда делать не буду: мы специально прокручивали плёнку с музыкой и текстом быстрее, Рой слышал это в наушниках и пел, что слышал. Удивительно, но получалось хорошо, но это утомляло его сверх всякой меры. На тринадцатой песне он сдался, его голос был ему неподвластен. Мне пришлось подбадривать его: «Рой, ещё совсем чуть–чуть, мне нужна ещё только одна песня! Ты с этим справишься! Давай, у тебя получится!»
Собственно, нам следовало бросить всё это ещё час тому назад, но Рой непременно хотел закончить работу сегодня, потому что назавтра его ждали новые выступления и новые обязательства.
Это была четырнадцатая, и последняя песня в альбоме, Рой был абсолютно измотан, он просто не мог продолжать. Я утешал его: «Слушай, Рой, не страшно, попробуем что–нибудь другое, можешь просто проговорить свою партию». Так мы принялись записывать «Jeder braucht 'nen kleinen Flugplatz»: