Ждать больше было нечего, и Йорн-Эрик решил действовать — хотя он и боялся, что кто-нибудь докопается до выписанных им рецептов. Он сказал Аннелисе, что их пригласили на бал во дворец в Корселитце, где летом отдыхали члены королевской семьи. Она нарядилась в длинное платье, сделала прическу и надела украшения, сетуя при этом на то, что «вольво» — совершенно неподходящий для их положения автомобиль, и всю дорогу не умолкая болтала о гофмаршалах, пересказывала сплетни о камеристках и парикмахерах и о романах в высшем обществе. У Вординборга он свернул на Мариенберг, и в конце аллеи показались высокие белые строения. Аннелисе прихорашивалась, глядя на себя в зеркальце, и готовилась к своему выходу: глаза ее сверкают, повсюду вокруг праздничное освещение, и вот они рука об руку входят — в двери больницы для душевнобольных Оринге.
Тут следует заметить, что лечебница для душевнобольных обеспечивала работой многих жителей Вординборга, так что если Йорн-Эрик считал, что так легко сможет избавиться от Аннелисе, он ошибался. Тетушка выросла всего в нескольких километрах южнее этих мест, знала здесь каждого и всегда понимала, кто что задумал. Она обменялась взглядом с медсестрой и врачом, который заполнял «Ходатайство о госпитализации душевнобольного пациента». Врач закончил заполнять документы, поднял голову, подмигнул Йорну-Эрику и протянул бумагу Аннелисе, которой следовало поставить свою подпись, что она и сделала. Теперь пришел черед Йорна-Эрика — он улыбнулся, взял в руки шариковую ручку и застыл. Какая-то ерунда! Быть такого не может! Бумаги были выписаны не на то имя — в лечебницу укладывали его, Йорна-Эрика Мельбю, а не Аннелисе. Он отшвырнул ручку, покачал головой и поинтересовался, что здесь, собственно, происходит. Ведь это не он болен, это она больна, и указывая на Аннелисе, он вскочил на ноги — он сам врач, так что знает, что говорит! Аннелисе тяжело вздохнула, как будто слышала это уже сотни раз, и врач понимающе кивнул. Он сообщил, что вообще-то требуется подпись полицмейстера, чтобы поместить пациента в больницу против его воли, но, конечно же, можно обойтись и телефонным звонком — и представляет ли ее муж опасность для кого-нибудь кроме себя самого?
Рассказала мне все это Пернилле. Это была худенькая девочка с заколками в волосах — пугливая, как мышь. Мы приехали на похороны в Херлев, я оказался с ней рядом, вокруг стояли родственники — отдельными группками, не замечая друг друга. Почти никого из них я прежде не видел, и знал их только по рассказам. Тетя Аннелисе была в траурном платье, на голове — черная шляпка с черной вуалью, а на руках — длинные черные перчатки. Она заходилась в рыданиях, а бледный и подавленный горем Йорн-Эрик разговаривал лишь с Ханне и Йенсом. Йенс был морским офицером, и у них с Ханне тогда и жила Пернилле. Потом появился дядя Иб и помахал мне рукой. Я заметил, что у него появился пивной живот. Тут подбежала мама, схватила меня за руку и сказала, что нам пора. Мы отправились домой на Фальстер, и по пути все в машине пребывали в подавленном настроении.
Дело было в том, что после поездки в Вординборг Йорн-Эрик окончательно впал в зависимость от Аннелисе — по-прежнему оставалось загадкой, как ей удалось избежать госпитализации, — и она угрожала забрать у него детей, если он не будет пай-мальчиком. Она размахивала бумагами из клиники и смеялась, и Йорн-Эрик сдался и стал выполнять все ее прихоти, утешаясь морфином и виски. «В каком-то смысле он стал ее рабом», — говорила мама, качая головой, а папа говорил: «Ну хватит уже об этом…» — потом включал радиоприемник и сразу же выключал, потому что передавали какой-то концерт. Мы старались не думать обо всем этом, но, конечно же, это было невозможно.
Так продолжалось несколько лет, а потом Аннелисе потеряла всякий интерес к Йорну-Эрику и согласилась расстаться с ним, если он выделит ей солидное содержание. При ней остался младший ребенок, Клаус, Йорн-Эрик уехал от нее, а Пернилле отдали на воспитание — и Йорн-Эрик стал частенько бывать в доме ее опекунов. Он делал коктейли перед ужином и не оставлял своим вниманием Ханне — жену офицера флота, — когда тот отправлялся на военно-морские учения. Они вместе праздновали Рождество, ездили отдыхать на заброшенный хутор и поддерживали свой любовный треугольник, пока в один прекрасный день не зазвонил телефон — и тут всему этому пришел конец. Звонили из полиции, чтобы сообщить, что его сын, Клаус Мёльбю, погиб. Его обнаружили повесившимся на кухне, в доме своей матери — его бывшей жены Аннелисе Ромер Йоргенсен, и все свидетельствует о том, что это самоубийство. Обнаружились, однако, некоторые обстоятельства, о которых с ним хотели бы поговорить — в частности, в квартире найдены большие запасы морфина, валиума и амфетамина, а также рецепты с его подписью, да, и не знаком ли он с некой… принцессой Энн?