Экран засветился, в конусе света заплясали пылинки, перед зрителями замелькали тени, и вот, наконец-то! Все увидели, как на пристани рыбак прощается со своим семейством и вместе с двумя товарищами отправляется в плавание. Начинается шторм, они терпят кораблекрушение и тонут, и волны выбрасывают на берег тело рыбака, его хоронят, жена и дети скорбят у могилы, — и тут пленка закончилась. В зале повисла гробовая тишина, дедушка даже не решался зажечь свет, все присутствующие оцепенели. Никто не смотрел друг на друга, и вот в пятом ряду послышался тихий плач, потом заплакал еще один человек, не выдержала и разрыдалась еще одна женщина, приходской священник подошел к ней, чтобы утешить ее и взял за руку. Люди вставали, шли вереницей к выходу и выражали свои соболезнования, помещик с амтманом[26] поспешили уехать, а дедушка даже не успел остановить их и объяснить недоразумение. Это стало концом гостиницы «Орэховэд».
На следующий день в городе были приспущены флаги. Люди облачились в черное, говорили, понизив голос, и не снимали траура до конца недели; в воскресенье следовало прощаться с покойными и опускать гробы в могилы. Дедушка к этому времени уже оставил все попытки объяснить, что это всего лишь кино, они с Карен вернулись с кладбища домой, сели за стол, и она сообщила, что ждет второго ребенка, а он налил себе стаканчик и сказал ей, что в ближайшее время им придется переехать.
Главными в городе были отнюдь не бургомистр и не директор Торгово-промышленного банка, и даже не полиция, — и вообще не люди. Главными были грачи. Они кружили в воздухе, кричали, прыгали по улицам и собирались на крышах, наблюдая за нами. Грачи растаскивали мусор из баков, воровали мясо на скотобойне и слетались стаями в порт, когда рыбаки возвращались с уловом. По весне они преследовали сеялки, склевывая брошенные в землю семена, а осенью налетали на спелые фрукты, опустошая сады. На каждом дереве, на каждом столбе сидел хотя бы один грач, и никому не было от них покоя — они сжирали все, а если ты на какое-то время замирал на месте, они тут же нападали на тебя.
Их крики были первым, что я слышал по утрам — задолго до пробуждения, — и последним перед тем как заснуть. Лежа в кровати, я прислушивался к грачам, слышал, как они подлетают к дому и кружат над крышей. Воздух был наполнен их криками, и мне никак было от них не отгородиться: я пытался думать о своей комнате, о своих игрушках и напевать любимую песенку «Ах, мой милый жеребенок», но это не помогало. Я почти что растворялся в темноте, меня все сильнее охватывал страх, не поддаваться ему уже не было сил, и тут он выплескивался наружу и случалось то, чего я больше всего боялся, — грачи прилетали за мной.
Никто не понимал, почему я кричу, когда меня укладывают спать, укладывание спать превращалось в бесконечную борьбу. Я пытался не ложиться как можно дольше и пытался что-то объяснить, но выдавливал из себя лишь какие-то хриплые звуки. Под утро грачи улетали, а я размахивал руками во сне, пока мама не начинала трясти меня, приговаривая: «Кнут, милый, просыпайся». Однажды я заболел, и у меня поднялась температура. Мама с папой открыли книгу доктора Спока и стали читать про детские болезни, но умнее от этого не стали и позвонили врачу. Пришел врач с черным саквояжем, звали его доктор Конгстад. Он потрогал мой лоб, заглянул в горло и пощупал пульс. Потом констатировал у меня коклюш, выписал рецепт, захлопнул саквояж и ушел, а меня стали кормить таблетками и яблоками и поить морсом. Я делал то, что от меня ожидали, вовремя принимал лекарство, и когда в бутылочке не осталось ни одной таблетки, все пришли к выводу, что я выздоровел.
После этого случая я понял, что свои чувства лучше держать при себе. Меня определили в детский сад, в группу фрекен Фройхен, и я изо всех сил старался вести себя как все: смеяться, когда смеются другие дети, и участвовать во всех играх. Иногда я, конечно, упирался и отказывался петь вместе со всеми «Видишь, на ветке ворон», но постепенно это прошло, и в школе такого уже не случалось. Я перестал обращать внимание на крики грачей, толпившихся в кронах деревьев, когда мне случалось проезжать на велосипеде через Западный лес — на соревнования, которые проводил детский футбольный клуб «В-1921». Я натягивал голубую футболку, гетры и белые шорты, играл и бегал среди грачей по неровному футбольному полю как ни в чем не бывало. За игрой, которая проходила с переменным успехом, можно было следить издали: где взлетали грачи — там и был мяч.