— Потому что она ваша сестра. — Амадео наклонился вперед, пытаясь поймать взгляд Энрике. — Вы видели, как она растет, как влюбляется, как смеется и грустит. Пусть вы и отстранялись, но не могли все это игнорировать. — Он помолчал. — Я большую часть жизни рос со старшим братом, но так и не смог его полюбить, как ни старался. Вдобавок он сделал ужасную вещь, за которую я до сих пор не могу его простить. У вас все по-другому, Энрике.
— Вовсе не по-другому. Если бы Катарина узнала, какую ужасную вещь сделал я, она бы никогда меня не простила.
— Возможно. Но ваших чувств к ней это не меняет.
Энрике потер налитые кровью глаза и отхлебнул из бутылки. Пил он слишком много.
— А вы смогли бы простить меня? Вы едва не размозжили мне голову, когда я рассказал вам правду. Смогли бы?
— Я бы с удовольствием заставил вас страдать так, как страдал дон Грегорио. Но простить? — Амадео покачал головой. — Я не вправе этого делать. Вам нужно не мое прощение.
Энрике задумчиво кивнул.
— Да. Наверное, вы правы. — Он поднялся и, прихватив бутылку, направился к выходу. — Ложитесь спать, уже поздно.
— Но…
Дверь захлопнулась, и Амадео остался один. С тяжелым вздохом улегся и уставился в потолок. Ксавьер забрал себе картель Гальярдо, он совсем сошел с ума? Еще недавно клялся и божился, что ни за что не свяжется с Мексикой, а теперь сам встал во главе одного из картелей! Неужели это все из-за него, из-за Амадео? К чему такие риски?
И почему Мигель не сообщит, что с ним все в порядке? Ксавьер не стал бы так рисковать понапрасну, значит, не знает, что Амадео ничего не грозит. Почему Мигель молчит?
Амадео застонал и прижал ладони к глазам. Господи, он уже ничего не понимал! Он потерял нить игры после того, как Мигель встретил его на аэродроме, и с тех пор никак не мог схватить ее, чтобы распутать клубок. Скорей бы встретиться с Ксавьером, он должен объяснить, зачем ему понадобилось лезть в этот серпентарий!
В патио Энрике прихлебывал мескаль, глядя на подернутое смогом небо. Где-то пробивались немногочисленные звезды, но по большей части он видел перед собой темную муть.
— Прощение, — прошептал он и сделал большой глоток из почти пустой бутылки. — Я не имею на него права.
Ксавьера разбудил гудок автомобиля. Непрерывный, будто кто-то упал грудью на клаксон, он разрывал остатки сна, как тонкую материю, пронзал ранее утро требовательной визгливой трелью.
— Какого черта? — прошептал Ксавьер, с трудом отрывая голову от подушки.
Он полночи не мог заснуть, бродил туда-сюда по вилле Мигеля, то и дело натыкаясь на несущего стражу Тони. И когда наконец удалось задремать, раздался этот навязчивый пронзительный гудок.
Ксавьер оделся и вышел из дома.
Солнце только-только встало, заливая золотистым светом посыпанную гравием площадку перед домом. Шон уже открыл ворота, впуская автомобиль, луч сверкнул на лобовом стекле, и Ксавьер прищурился.
— Доброе утро, сеньор Ксавьер! — приветствовал Гонсалес, выходя из машины. — Прошу прощения за ранний визит, но кое-кто хотел вас увидеть, прежде чем стать подпиткой для кактусов и пищей для стервятников.
Ксавьер озадаченно нахмурился.
— Не пойму, о чем вы, сеньор Гонсалес. Не слишком ли рано для ребусов?
— Вовсе нет. — Гонсалес распахнул дверцу, и из автомобиля выбрался мужчина.
Черные зачесанные назад волосы. Усы. Темные, почти черные глаза, в которых сквозило виноватое выражение. Ксавьер моментально узнал его, несмотря на то, что не видел уже почти десять лет.
— Ну здравствуй, Энрике, — хмыкнул он. Голос внезапно сел, и он откашлялся.
— Здравствуй. — Энрике старательно избегал его взгляда и не протянул руку.
Ксавьер ожидал, что ненависть затопит его, как тогда, много лет назад, но ему, напротив, вдруг стало жаль этого мужчину, который был вынужден скрываться и от своих, и от чужих, зная, что с ним сделают, если найдут.
— Ты хотел меня видеть.
— Да, — собравшись с духом, Энрике Гальярдо поднял голову и уставился Ксавьеру в переносицу.
— Я бы мог сам передать сведения, но он настоял, что должен сделать это лично. — Гонсалес пожал плечами. — Имейте в виду, как только он это сделает, я заберу его, как и договаривались.
— Разумеется. — Ксавьер сверлил Энрике взглядом. — Что ты хотел мне сообщить?
— Я…
Их прервал визг тормозов. У ворот остановилась машина, и оттуда выскочил встрепанный Рауль.
— Энрике!
Услышав голос брата, Гальярдо застыл, как статуя. И не шелохнулся, даже когда Рауль подскочил к нему и начал орать.