— Черт побери, принц, — прошептал он наконец. — Не заставляй меня запирать тебя в психушке.
— Что это была за херня, братец? — Генри постукивал кулаком правой руки по ладони левой.
Томас закопался в бумагах в надежде, что Генри поверит в ситуацию о форс-мажоре и по-быстрому свалит отсюда, но брат был в ярости, и нешуточной. Томас и не помнил, чтобы когда-нибудь видел его таким злющим. Разве что в тот день, когда Солитарио забрал у него мальчишку.
— Я спросил тебя, что за херню ты устроил на аэродроме! — рявкнул Генри, сбрасывая документы на пол. Теперь между ним и Томасом был только поцарапанный стол, но Томас не сомневался, что при надобности и эта махина отлетит в сторону, как фанерный ящичек.
— Не понимаю, о чем ты. — Томас выдержал яростный взгляд, хотя колени предательски задрожали. — Я ничего не устраивал. Когда я приехал, пацана там уже не было, наверное, кто-то наблюдал за этим местом и увидел, как ты привез туда мальчишку.
— А ты где был, черт тебя дери?
— Я опоздал на полчаса. Для твоего же блага, вообще-то. — Томас наклонился и начал собирать документы с пола. — Чтобы тебя не замели. Я же предупреждал, что за мной могут следить.
Глаза Генри сузились.
— Че-то мне кажется, ты пургу несешь. Пилот сказал, что тебя не было на месте, когда он прибыл — никто не вышел подать сигнал, куда садиться, и ему пришлось лететь на соседний аэродром. А это недружественная территория, его едва не взяли за жопу местные.
Томас вздохнул и бросил пачку бумаг на стол.
— Не мог же я там оставаться после того, как мальчишка пропал. Тот, кто забрал его, вполне мог вызвать полицию.
— Говоришь-то ты гладко, — тон Генри вдруг стал подозрительно мягким, — да только почему я тебе ни шиша не верю?
— Слушай, отвали, а? — вспылил Томас. — Это вообще твоя проблема, а не моя! Я и так достаточно помогал с твоими делами, чего ты валишь все на мой косяк?! Если не смог избавиться от слежки, то почему я вдруг виноват?
— А потому, братец, — Генри продолжал говорить елейным тоном, — что твою машину видели у особняка клятого Солитарио, и не говори, что ты перепутал дорогу и заехал туда по ошибке.
Томас похолодел. Это что получается, Генри за ним следил? У него совсем крыша поехала?
На стол плюхнулась газета.
На первой полосе светилась фотография. Какой-то журналюга, затаившийся в кустах неподалеку, щелкнул затвором и запечатлел трогательную встречу отца и сына на фоне распахнутых ворот и сгрудившейся вокруг охраны. А справа, в углу…
Томас сглотнул.
В кадр попал бампер «бьюика» и, что гораздо хуже, номерной знак. Генри даже не надо было следить за братом, достаточно прочесть утренние новости.
— Эта фотка щас в каждой газетенке и по всему интернету, — словно прочитав его мысли, сказал брат. — Я-то думал, ты, если осмелишься, просто выпнешь мальчонку под зад, чтобы бежал к своему папочке. Но ты сам отвез его к Солитарио. Сам, Томас! И как мне прикажешь это понимать?
Томас молчал. Он уже понял, что попался, и оправдываться бесполезно. Но страха не было. Его даже разбирало любопытство — что теперь будет делать Генри? Снова попытается выкрасть мальчишку? Вот только теперь это невозможно — он сейчас под круглосуточной охраной, и любой, кто рискнет подойти к нему на пару метров, заполучит пулю промеж глаз.
Генри воспринял его молчание иначе. Он выпрямился, расправил плечи, и Томасу вдруг показалось, что прежде просторный кабинет вдруг уменьшился в размерах. Примерно в два раза.
Машинально Томас оттолкнулся от стола, и кресло откатилось назад, подальше от брата.
— Значит, решил переметнуться, — выплюнул Генри. — Ты всегда был слабаком.
— Сам ты слабак, — фыркнул Томас. — И никуда я не переметнулся, иначе сидел бы сейчас здесь и слушал такого неудачника, как ты?
— Неудачника. — Редкозубая улыбка Генри стала шире. — Сейчас выясним, кто из нас неудачник.
Томас открыл рот, чтобы ответить очередным колким замечанием, и тут кулачище Генри врезался ему в нос.
В голове будто взорвалась маленькая атомная бомба. Все вокруг стало ослепительно белым, а затем резко почернело. Стул опрокинулся, и Томас, нелепо взмахнув руками и ногами, рухнул на пол, больно ударившись затылком. По лицу потекло что-то теплое и липкое.
«Ну, это еще не самое ужасное», — успел подумать он, как точно такая же бомба рванула в солнечном сплетении.
Сквозь толстое одеяло боли он слышал рев Генри.