— Ну и напугал ты нас. — Томас забрался на заднее сиденье и как можно тише закрыл дверь. — Мы уж думали, вернулся твой жуткий папочка.
Киан смущенно улыбнулся.
— Я знаю график. Раньше, чем через два дня, он не появится. Ехать несколько часов — поспите, пока есть возможность.
Амадео послушно откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, но сон не шел. Ксавьер дико разозлится за побег, но его это не волновало. Куда интересней реакция Себастьяна — Амадео почти не сомневался, что убрать его с дороги придумал именно он. Пусть в духе Ксавьера упрятать друга в тихое и прохладное место, он все же считался с мнением Амадео и не принимал скоропалительных решений.
И не подставлял так подло и исподтишка. Кто-то умело науськивал его на устранение нежелательного препятствия.
Амадео уплывал в царство сна, балансируя на границе: слышал тихий шум мотора и сопение Томаса, но сознание пребывало в теплом мраке дремоты. Зазвучал мягкий голос, который Амадео слышал теперь только во снах — голос Кристофа Солитарио, передающего сыну свой опыт, знания и умения, чтобы в будущем тот мог крепко стоять на ногах и отражать атаки откуда бы то ни было:
«Чтобы найти виновника, малыш, в первую очередь проанализируй ситуацию и спроси себя: кому она выгодна? Очерти круг лиц. Тот, кто получит больше всех в результате твоего проигрыша, и будет зачинщиком».
Но Амадео не мог, как ни старался, вычислить выгоду Арройо. Допустим, он убрал с дороги препятствие, чтобы втереться в доверие к Ксавьеру — но зачем? Наркотиками и контрабандой он не занимается, торговые пути ему ни к чему…
Смутная мысль мелькнула на краю сознания, но Амадео не успел ее схватить. Махнув хвостом, она уплыла в темноту.
Убаюканный мерным движением автомобиля, он уснул.
Когда они приехали в Старый квартал, заморосил дождь.
Небо только-только начало сереть, тусклый утренний свет понемногу выливался на грязные пустые улицы вместе с дождем. Амадео поправил бейсболку, под которую кое-как спрятал волосы, и вышел из машины.
Томас выполз следом, потягиваясь. Спал он плохо — то и дело распахивал глаза, услышав призрачный рык адского пса, а то и Генри рявкал на него с пеной у рта, приказывая вставать. Внутренности никак не могли развязаться из тугого узла, он несколько раз взмахнул руками в надежде взбодриться.
— И зачем я только напросился в эту поездку? — проворчал он, щупая шишку на лбу — результат встречи со столбом. — Сидел бы сейчас в теплом доме, потягивал кофеек и ни о чем не думал. А тут приходится мокнуть под дождем и выслушивать собственные мысли.
— Если бы не поехал, потом всю жизнь бы жалел, — ответил Амадео и распахнул покосившуюся дверь ближайшего дома.
— И то верно, — вздохнул Томас и потопал следом. Киан шел последним.
Внутри оказалось серо, пыльно и мрачно. Стены были разрисованы граффити, ступеньки, ведущие наверх, обвалились. Пустой проем, где когда-то был лифт, напоминал раззявленный рот. Очень голодный рот. Дождь долбил по металлическому карнизу запыленного окна, усиливая тоскливую обстановку.
Томас хотел спросить, как они поднимутся наверх, но Амадео уже стучал в дверь, ведущую в подвал. Один длинный стук, два коротких, и снова та же комбинация. Заскрипел ржавый замок, будто раздался чей-то крик, и дверь приотворилась.
— Quién está ahí?
Амадео чуть приподнял козырек бейсболки.
— Я, Бернардо.
В ответ раздался вздох облегчения, и дверь распахнулась настежь. Томас занес ногу, чтобы перешагнуть порог, да так и замер.
Этого здоровяка он знал. Познакомился в прошлом году, когда приехал забирать Амадео у банды мексиканцев. Он был главным в той далео не приятной компании, и надавать фигуральных звездюлей за пропажу груза Томасу пришлось именно ему. Интересно, насколько хорошая память у этого медведя? Помнит ли он оскорбления и ругательства, которыми Томас осыпал его и остальных, когда обнаружил, что Амадео сбежал?
— От всей души надеюсь, что да, — пробормотал он, дружелюбно скалясь.
— Qué? — спросил здоровяк, равнодушно глядя на него сверху вниз.
— Н-ничего, — буркнул Томас, протискиваясь внутрь. — Здрасьте, говорю.
Амадео, похоже, тоже было не по себе. Он расстегнул «молнию» на куртке до середины груди, дыхание участилось. Заметив, что Томас смотрит на него, он выдавил улыбку и пояснил:
— Клаустрофобия.
— А-а, — неопределенно протянул Томас.
Он обвел взглядом тесную подсобку. Тут помещалась кровать, небольшой холодильник и портативный телевизор на табуретке. Под потолком раскачивалась голая лампочка. Белая, тяп-ляп окрашенная дверь у левой стены вела в туалет. Да тут прямо все удобства! Хоть век скрывайся — не найдут.