- Не могу, мистер Санторо, – раздался неуверенный голос. – Кажется, его телохранитель мертв.
- Подъем, красавчик, твой лайнер прибыл.
Тяжелый сапог снова встретился с ребрами, и Амадео дернулся. Соленый воздух щекотал ноздри, лицо обвевал легкий ветерок. Он открыл глаза – мешок сняли, но светлее не стало. На улице стояла глубокая ночь.
В лицо ударил свет фонаря. Чья-то рука схватила его за волосы и приподняла над асфальтом.
- Хорош, – пробасил кто-то. – Как там у нас с комплектацией?
- Полная загрузка, – донеся слева ответ. – Отплыли бы сегодня в любом случае, даже без улова.
- Этого взять обязательно. Хорошие бабки выручим.
- За такой товар много не дают, – в голосе говорившего слышалось сомнение. – То ли дело молоденькие девчушки…
- Ты его харю видел? С руками оторвут. Хватит трепаться, швыряй его в трюм, времени в обрез.
Амадео подняли и куда-то поволокли. Он воспротивился, но после нескольких сокрушительных ударов в солнечное сплетение оставил попытки. В голове все плыло, дышать было трудно и почему-то морозило, хотя ночь была теплая.
- Ваша каюта, сеньор, – чья-то рука втолкнула его в трюм. В темноте Амадео споткнулся и упал – руки по-прежнему были связаны за спиной – и врезался лбом во что-то твердое.
Послышалось недовольное бухтение.
- Смотри, куда прешь. Чуть коленную чашечку мне не выбил, кретин…
- Простите, – пробормотал он, с трудом садясь. Куда бы он ни двинулся, обязательно натыкался на чьи-то руки и ноги. Да сколько же тут людей?..
Темнота давила, доносящиеся отовсюду вздохи, шепотки и бормотание сводили с ума. Амадео подтянул колени к груди, стараясь занимать как можно меньше места, и втянул голову в плечи. Клаустрофобия неумолимо наступала, грозя снова похоронить под своим гнетом, и ему ничего не оставалось кроме как уступить ей в надежде снова отрубиться.
Но долгожданное облегчение не наступало. Вокруг становилось теснее – еще нескольких человек забросили в трюм, один из них приземлился прямиком на Амадео, заставив того потерять и без того хрупкое равновесие. Он ударился головой о переборку и зажмурился, борясь с головокружением. Люди вокруг роптали, но никто не помог подняться. Свалившийся на него тип отполз в сторону, из груди рвались глухие рыдания.
- А ну заткнись! – прикрикнул кто-то. Кажется, это был тот, в чье колено минутой раньше влетел Амадео. – Еще твоего хныканья тут не хватало!
Однако пленник не прекращал. Вдруг раздался глухой удар, затем стон. И за ним – тишина.
- Чем ты его, Марко? – спросил недовольный голос.
- Ногами, чем ж еще, – неизвестный отхаркнул и сплюнул. – Ручки-то вот они, за спиной.
Гогот. Амадео закрыл глаза, пытаясь справиться с накатившей тошнотой. Оставив попытки провалиться в благословенное забытье, он запретил себе думать о том, сколько продлится морское путешествие. Паника и без того продолжала наступление, и если он не возьмет себя в руки, то рискует сойти с ума.
- Это последний, – услышал он уже знакомый голос одного из оставшихся наверху людей.
С гулким звуком захлопнулась тяжелая дверь.
Это плавание Амадео запомнил на всю жизнь.
Он не считал дни и ночи – чувство времени попросту стерлось, когда он то выныривал, то снова погружался в бездну ужаса. Его трясло в лихорадке, бросало то в жар, то в холод, зуб на зуб не попадал. Горло скребло наждачкой, душил жуткий кашель. Он все-таки заразился от Тео, и Цзинь был тысячу раз прав, когда не хотел отпускать его в эту чертову поездку. В глубине темного колодца клаустрофобии было тесно и нечем дышать, но на поверхности было еще хуже. В тусклом свете еле горящих лампочек всплывали лица, много лиц – уродливые, красивые, бородатые и гладкие, изрезанные морщинами и молодые, совсем мальчишеские. Все они склонялись над ним, кто-то – с выражением беспокойства, большинство – равнодушно, а некоторые с ухмылкой.
- Когда ж ты сдохнешь, – выплюнуло одно лицо, молодое, перекошенное злобой. Во рту недоставало нескольких зубов.
- Ставку сделать хочешь? – спросило лицо постарше и расхохоталось.
Смех подхватили остальные. Никто к нему не прикасался – у всех руки были крепко связаны за спиной. Их освобождали только в одном случае: когда пленных по одному водили за переборку, где стояло большое эмалированное ведро. Затем узлы затягивались по новой. Дважды в день человек, одетый в матросский бушлат, оставлял посреди трюма поднос с хлебом и жбан с ржавой водой. Не проходило и нескольких минут, как на подносе не оставалось ни крошки, а вокруг жбана толпились заключенные. Они по очереди погружали рты в воду и пили, как звери на водопое. Никто никого не толкал, все терпеливо ждали своей очереди, зная, что это единственный шанс на выживание. Вот только и не помогали никому – каждый сам за себя.