Она примирения не приняла, злобно и громко заговорила:
– Если бы ты знал, как меня тошнит от этой вашей дружбы и от твоей унылой физиономии! Да твоя Вика благодарить меня должна: мужик ей достался классный, и денежки при ней! И вы все трое, как дрессированные собачки, выполняете все, что она скажет. И ей же почет и уважение!
Я попытался прервать ее:
– Вика-то тут при чем?!
– А, вот ты и разозлился, наконец! Как же, задели вашу принцессу!
Может, я и не венец творения, но «унылая веснушчатая физиономия» – это слишком. Взбешенный, я поднялся, схватил ее за локоть и поволок в приемную:
– Ольга, я вообще не собираюсь с тобой это обсуждать, тем более в таком тоне! Иди домой, успокойся, потом поговорим!
В приемной я увидел охранника, совершенно огорошенного разыгравшейся на его глазах сценой. Он торопливо пробормотал:
– Юрий Степанович, там у вашей машины сигнализация все время срабатывает. Вы не дадите мне ключи?
Я молча достал брелок, сунул ему, и он вышел, оглянувшись на нас.
Ольга, видно, сбросив пары и поразмыслив, холодно сказала мне:
– Юра, извини, я, кажется, была неправа. Просто так много всего свалилось. И, если ты действительно не возражаешь, я пойду домой.
– Тебя подвезти?
– Нет, нет, я сама. Лучше нам, и в самом деле, некоторое время не видеться.
Перед уходом я заглянул к Сашке. Он сидел за столом над кучей бумаг. Поднял ко мне голову, помахал рукой, разгоняя сигаретный дым.
– Надымили, гады. Чего нос повесил?
Я оскорбился:
– Тебе тоже моя физиономия кажется унылой?
Он внимательно посмотрел на меня и предложил:
– Слушай, в субботу я работаю, а в воскресенье – совершенно свободен. Давай, созвонимся с Тимуром и Генкой, я баньку растоплю, пивка попьем, порыбачим. Впрочем, ты у нас не рыбак. Ну, просто так посидишь, отдохнешь. Или пулю распишем, помнишь, как раньше?
Я подумал, что два дня мне в пустой квартире не выдержать, и согласился.
Уехал домой. Прошелся по квартире. Вика, видимо, жалея меня, постаралась не оставить следов своего пребывания в доме. Вещи лежали на своих привычных местах. Только в шкафах стало посвободнее, и с моей прикроватной тумбочки исчезла Викина фотография.
Принял душ, босиком прошлепал в кухню, приготовил себе яичницу с помидорами и сварил кофе. Не то, чтобы я особенно любил яйца и помидоры, просто это единственное, что я умею готовить. Зайти в магазин и купить продукты я не догадался. Раньше за меня это всегда делали сначала мама, потом Вика. Я разозлился на свою полную бытовую беспомощность. За этот месяц мне смертельно надоело питаться в кафе и ресторанах.
Сунул грязную посуду в мойку. Потом подумал, что она так и будет лежать грязная, вернулся и вымыл ее. Переставляя посуду в сушилку, заметил, что на полке не стоит Викина любимая кофейная чашка, и вздохнул.
Я вернулся в прихожую, где бросил портфель с документами, прошел в кабинет. Включил автоответчик, заблокировал сигналы на сотовом и уселся за эскизы. Это единственное, что могло меня сейчас отвлечь.
Дважды я варил себе кофе. Около двенадцати часов я поднялся, чтобы покурить. Я вышел на балкон и вдохнул ночной прохлады. Постоял, подумал и вернулся в комнату за трубкой. Набрал номер Ольги и нажал кнопку. Ответить мне не пожелали. Я разозлился и буркнул:
– Ну, как хочешь.
Спать я пошел уже под утро. Поднялся в полдень, выспавшийся и с ясной головой.
Умылся, спустился в магазин, купил уйму продуктов. На улице было жарко, и я еще в лифте открыл бутылку и отхлебнул пива. Дома, уже не торопясь, соорудил себе пару огромных бутербродов, и съел их, запивая пивом.
Потом посмотрел вчерашние эскизы, поправил кое-что, и снова уселся за работу. Никогда раньше она не продвигалась вперед такими темпами и не приносила мне столько удовольствия. То-то Олег и Сашка удивятся в понедельник!
Ольге я больше не звонил. Хотел, было, отказаться от встречи с ребятами, но подумал, что так недолго и свихнуться, и решил все-таки поехать. Кроме того, мне не хотелось лишний раз демонстрировать Тимуру свои чувства.
Сашка на пару с Генкой приготовили плов, под него мы усидели, наверное, не меньше, чем по литру водки на брата. Думаю, это примирило меня с действительностью.
Поздно вечером мы вернулись в Москву. Я рухнул, не раздеваясь, на диван, и уснул.
Неотвратимо наступило утро. В голове шумело, тошнота подкатывала к горлу при каждом движении, язык во рту был шершавым, как наждачная бумага, – налицо банальный похмельный синдром. Я заглянул в холодильник, в бесплодной надежде найти что-то типа рассола, но, конечно, ничего подобного там не было. Я испытал сильнейший соблазн запить вчерашнее похмелье пивом, но удержался.