Никаких скандальных связей, никакой информации о личной жизни. Александр Гловер время от времени появлялся на публике со своей тетушкой (той самой леди в синем платье), и изредка в сопровождении очень красивых девушек модельной внешности. Собственно, они и были моделями, нанятыми его журналом для рекламных съемок. Кэти не поленилась внимательнее рассмотреть фотографии – девушки появлялись рядом с боссом только на официальных мероприятиях. Ни одному из папарацци не удалось застукать его в женском обществе вне работы. В конце концов, любители клубнички были вынуждены поставить на нем крест.
Кэти задумчиво поскребла макушку. Тогда что же произошло сегодня вечером в лобби отеля? Индеец решил смахнуть пыль со своей репутации двадцатилетней давности и вспомнить молодость?
Кстати о молодости… Ну, что ж, ничего нового: кража шлемов у полицейских, вывесок с пабов, матерное слово на панцире гигантской черепахи в Лондонском зоопарке. Именно так развлекалась двадцать лет назад «золотая молодежь». Кэти повертела колесико мышки. На экране появились фотографии радостно орущих молодых людей. И где среди этих счастливых идиотов ее отмороженный босс? Неужели этот, с длинными темными волосами и бешеными светлыми глазами? Н-да, такому она, пожалуй, дала бы.
На паре фотографий, вероятно, студенческих, Александр был снят в обнимку с хорошенькой белокурой девушкой. Она влюбленными глазами смотрела на него, он с нежной улыбкой смотрел на нее. Надо же, и не скажешь, что в то время феминистки в лицо называли Гловера шовинистом. А все потому, что Индеец успел пару раз публично заявить, что женщины нужны только для секса. Сейчас он предусмотрительно держал язык за зубами, но, судя по всему, мнения своего не изменил.
Внимание Кэти привлекло женское лицо на заднем плане. При увеличении фотографии его черты расплывались, но эта красивая девушка с русыми волосами казалась странно знакомой. Неужели Лидия Мелвилл? Трудно сказать. Хотя, если судить по расчетливому прищуру глаз и высокомерно приподнятой брови, у этой красотки были все шансы со временем превратиться в великолепную и холодную пепельную блондинку, супругу будущего мэра.
Все. Глаза уже закрывались сами собой. Поставив в мойку чашку из-под чая, Кэти сунула ноут под мышку и направилась в спальню. Может быть, завтра с утра она почитает еще.
*
Засунув руки в карманы и привычно покачиваясь с пятки на носок, Александр Гловер некоторое время стоял перед зданием «Индепендент медиа». Горел яркий свет в окнах нижних этажей, где сутки напролет монтировалось оборудование для «Скай Ньюс»; наверное, Равик тоже сидел у себя на пятнадцатом; стекла пентхауса казались матовыми от царившей за ними непроницаемой тьмы.
Поднявшись в лифте на двадцатый, Гловер снова помедлил, а затем направился к своему кабинету. Идти домой не хотелось. Не напрасно тетка называла его квартиру стеклянным зверинцем: в пасмурные дни ему самому бывало неуютно в огромной коробке, насквозь пронизанной жидким светом мутного солнца. Обилие абстрактной живописи на стенах уюта не добавляло.
Заняв место отца, Александр собирался перестроить его кабинет, но обнаружил, что на удивление комфортно чувствует себя за древним столом, обтянутым синим сукном, и в не менее древнем продавленном кресле. Хелен бдительно следила, чтобы запас виски в шкафчике, замаскированном под корешки книг, не иссякал.
Плеснув себе на палец (только чтобы смочить губы), Гловер уселся в кресло и принялся задумчиво барабанить по краю дубовой столешницы. Итак, мисс Эванс сочла его слишком старым для себя. Нельзя было не признать отчасти ее правоту, особенно глядя в ее такое свежее и юное лицо. Сегодняшний макияж прибавил ей от силы год возраста, на видео же она вообще казалась восемнадцатилетней. Трудно сказать, что именно способствовало этому впечатлению – чистая гладкая чуть позолоченная загаром кожа, невинный нежный рот или доверчивое выражение глаз.
Впрочем, сегодня вечером ее взгляд не выражал доверия; Кэти гневно сверлила его расширенными зрачками и глухо рычала, как разъяренная кошка. «Неистовый позор», так она сказала? Что за странное выражение? Какой-то неуместный шекспировский пафос. А если…?