- Стал приходить на десять минут пораньше. Специально, чтобы на это полюбоваться, - сообщил Равик, сидя в огороженном от общего пространства стеклянными перегородками кабинете на краешке собственного стола.
Расположившийся в кресле для посетителей Гловер посмотрел на него со сдержанным неодобрением. Впрочем, высказывать претензии другу было бы нечестно. Сам он пользовался своими служебными полномочиями гораздо шире. Небольшое изменение в настройках программы безопасности позволяло ему получать на свой айфон сообщение с картинкой, когда Кэти Эванс только входила в здание редакции или, наоборот, покидала его. А программа поиска через ID (да, Александр отдавал себе отчет, что это незаконно, ну и что?) позволяла ему отслеживать ее местонахождение практически в любой точке редакционного пространства. Таким образом, с экрана своего компьютера он мог наблюдать за ней через установленные в здании «Индепендент медиа» камеры слежения. Единственной его уступкой был отказ от прослушивания личных звонков – фиговый листок, создающий видимость хоть какой-то благопристойности и порядочности.
Наблюдать за Кэти оказалось так интересно, что Гловер ни на миг не пожалел о своем решении. Она смешно чесала нос кончиком карандаша, когда задумывалась; забавно запускала пальцы в волосы, а потом, спохватившись, снова собирала растрепанную прическу в пушистый хвост, боше напоминавший рыжий шар – иногда этот шар любопытно выглядывал из-за ее правого уха, иногда из-за левого. И она всегда была одета в джинсы, похоже их в гардеробе Кэти было великое множество.
«Джинсы бойфренда», темно-синие или голубые с выбеленными рисунками и надписями, щедро заляпанные строительной краской (как у Гвен Стефани); классические, искромсанные дырами и кое-где залатанные цветочным или клетчатым ситцем; расклешенные, как у хиппи, с застроченной стрелкой или вышивкой на задних карманах. Причем не имело значения, какая именно на ней модель – в одних и тех же штанах Кэти либо выглядела элегантной, как русская борзая, когда сочетала их с белой рубашкой, темным пиджаком и лодочками на шпильке либо уютной и милой, как вельш-корги пемброк, когда ее плечи утопали в широком воротнике свитера, а маленькие ступни были упакованы в бежевые лоферы.
Гловер честно признавался себе, что постоянное лицезрение этой рыжей язвы напрочь выбивает его из душевного равновесия. Он уже сбился считать, сколько раз ему хотелось утащить ее к себе в нору, чтобы как следует… отлюбить, а потом засунуть за пазуху, как котенка, и носить с собой весь день. И пусть себе царапается и мяучит, потому что вечером он снова получит свое. И вместе с тем он опасался торопить события. Кроме того, охота, выслеживание и преследование забытым азартом будоражили кровь, возвращая ощущения молодости.
- Кажется, ее почта растет день ото дня? – С кажущимся безразличием произнес Александр.
- Да, точно. Я тут попробовал для разнообразия дать ей поотвечать на письма читательниц. В результате получилась отличная колонка для поднятия настроения. Сам читаю, когда накатит депресняк.
- Значит, она популярна?
- Еще как. Даже обидно иногда. Пишешь о политике, международной ситуации – работа в архивах, поиск материалов, консультации со специалистами… а тут приходит какая-то рыжая пигалица с гламурными интервью и дурацкими женскими советами, и ее рейтинг в три раза превышает твой собственный. Какая-то глобальная несправедливость.
- Ну? Ты разгадал ее секрет?
- Да чего уж там. Все разгадано давно и без меня. Люди не очень-то жалуют тех, кто говорит им правду с серьезным лицом. Нацепите клоунский нос и желтый парик, и они вас выслушают, боясь пропустить хоть слово.
Гловер с деланым безразличием поднял брови:
- Она настолько хороша?
Равик в ответ скорбно кивнул:
- Хуже того, друг мой, она слишком хороша для нас. И я первым надену траур, когда она нас покинет.
Если бы Кэти знала, что именно о ней сейчас говорят мужчины в аквариуме главного редактора «Индепендент Сандей», она точно подавилась бы пончиком. Вот лично у нее все в жизни было просто и незатейливо: пиши, что думаешь и будь, что будет. И работал этот способ безотказно: редакционные правки были минимальными, гарпии почему-то обходили ее по стеночке, а половина редакции здоровалась по имени.