Особенно невероятна пассивность было для старшего «убойщиков» Олега Князева, который всегда демонстрировал прущую из него энергию, наступательность и веру в свои силы. Правда, я достаточно редко слышал доклады Князева на планерках, так как он предпочитал докладывать планы и результаты работы руководство наедине, после всех, ссылаясь на особую секретность полученной его группой информации. Секретность –секретностью, но оперативное дело уровня того, что я почитал в кабинете группы «по тяжким», я бы накропал за день, не выходя из кабинета и не имея вообще никакой информации по делу.
Директор Завода жил за городом, на территории нового охраняемого поселка. К моему удивлению, лом его не рвался к небу, в модном сейчас стиле трехэтажного дворца, с башенками и флюгерами, а походил на военное укрепление, обнесенное серыми бастионами со стороны улицы. Электрический замок калитки щелкнул, впуская меня на огороженную территорию.
Директор сидел в коляске, на широком крыльце дома, непохожий на себя прежнего, одетый в расстегнутый армейский тулуп и вязанную шапку со смешным помпоном.
Я поздоровался за руку, на стул, стоящий рядом присаживаться не стал, а оперся на деревянный столб, поддерживающий скат козырька над крыльцом.
— Как здоровье, шеф? Когда на работу выходите?
— Надеюсь, что в мае, после праздников, получится. Очень тяжело снова начать ходить, а на этой…- директор, со злостью, ударил ладонью по колесу коляски: — Смешить народ не хочу.
— И в чем тут возможен смех? После такого ранения не у каждого хватит упорства снова к жизни вернуться. — я пожал плечами: — Кстати, о ранении… Хотелось бы знать, дорогой руководитель, что и в каких объемах вы откровенничали со следователем и другими милиционерами? Какими подозрениями с ними делились?
— Что-то случилось? — генеральный напрягся.
— Ничего. — соврал я: — Просто интересно, столько времени прошло, но, как я понимаю, никаких движений нет, а это странно, вот я и решил, что необходимо маленько следствие подтолкнуть, чтобы оно активнее стало. А расскажите, с кем вы общались? Кто вас допрашивал?
К сожалению, из Соколова рассказчик получился не очень хороший. Раненный, парализованный, находящийся под воздействием сильнодействующих лекарств, он плохо помнил, кто к нему приезжал и о чем спрашивал, но то, что в качестве подозреваемого он называл учредителей АОЗТ «Энергоспецремонтгарантия» — в этом он был уверен на сто процентов. И также, на сто процентов, я был уверен, что в материалах оперативного дела эта фирма и их руководство не фигурировало.
Вытянув из Григория Андреевича все, что он помнил про допросы, я хотел перейти к обсуждению планов директора на возвращения на службу и, соответственно, на новую охрану, более эффективную, чем та парочка статистов, что сопровождала его в момент покушения, но, как всегда, не вовремя, появилась жена генерального, категорически заявившая, что выздоравливающему пора завершать прогулку. Судя по ее взгляду, обращенному на меня, Ольга Степановна Соколова мое дальнейшее пребывание на их подворье решительно не одобряла.
Апрель 1993 года.
Локация — квартира Громовых.
Я захлопнул папку и подошел к окну, бормоча под нос слова «Как хорошо быть генералом, лучше работы, я вам синьоры, не назову».
Конечно, господин Арнольд Францевич Бриль, до недавнего времени, был не генералом, а всего лишь генеральным директором крупного производственного объединения, в котором трудилось больше двух с половиной тысяч человек, но своих друзей и преданных соратников он одаривал с истинно генеральской щедростью. Особенно ярко это было видно при заселении последнего многоэтажного дома, который Завод начал строить еще при советской власти.
Я, как временно исполняющий обязанности секретаря жилищной комиссии, имел доступ к этим документам, которые изучал с большим интересом.
Двести просторных квартир приобрели своих хозяев, и если большинство счастливых очередников моего внимания не заслуживали, то некоторые фамилии просто резали глаза.
Все началось с того, что я обратил внимание на цифру 20 процентов, указанную в постановлении администрации района о приеме жилого дома в эксплуатацию. Двадцать процентов квартир отчислялось предприятиями на нужды города — врачам, учителям и прочим военным-милиционерам, но это было тогда, когда советская власть была незыблемой.
Сейчас же, и это я знал точно, при сдаче домов, руководители предприятий всеми силами отбрыкивались от этих отчислений «в пользу бедных», и современные цифры не превышали десяти процентов от общей жилой площади сдаваемых квартир.
На желтоватом листе постановления значилась цифра «двадцать», причем эта цифра была написана черной тушью и выделялась среди остального машинописного текста.
И если примерно десять процентов квартир обезличено была передана мэрии, то вторая половина квартир «бюджетникам» передавалась индивидуально, на основании персональных писем на имя генерального директора.
Так, к примеру подполковник из городского ОБЭП, согласно письма ГУВД «О оказании содействия в улучшении жилищных условий», семьей из четырех человек, включая тещу, въехал в трехкомнатную квартиру с жилой площадью пятьдесят восемь метров, а уважаемый доцент из экономического института с супругой получили двухкомнатную квартиру с огромной лоджией. И все эти люди были при должностях, относящихся к категории уважаемых, практически номенклатурных. Удивительно, но многодетных семей, матерей одиночек или учителей русского языка среди этих уважаемых людей не было.
Наскоро пролистав решение жилищной комиссии я, уже не удивляясь, обнаружил, что семья бывшего генерального директора также получила трехкомнатную квартиру в новом доме, «на расширение», в связи с рождением двух внуков. И бывший наш сотрудник Пыльников Аркадий Борисович, бывший начальник генераторного цеха, а нынешний директор АОЗТ «Энергоспецремонтгарантия», которого я подозревал в организации покушения на директора нынешнего, также был в середине списка очередников, получивших новое жилье. И эта информация была очень и очень интересна — я понимал, что с ней можно и нужно работать. Не знаю, куда она меня приведет, но пошуровать длинной палкой в этом омуте стоит.
Я полюбовался на выползающий из-за горизонта огненно-красный, солнечный диск и придвинул к себе клавиатуру компьютера — надо было набросать образец письма от имени председателя жилищной комиссии завода. Утро воскресенья было одним из редких дней, когда я мог выспаться, но сев вечером просматривать документы жилищной комиссии, я, как дурак, просидел над ними всю ночь, а теперь не мог дождаться понедельника, чтобы запустить в работу полученную мной информацию.
Через несколько дней.
Локация — кабинет юридической службы Завода.
— Привет. — в кабинет заглянуло округлое лицо моего приятеля Константина Генриховича Герлингера, председатель профкома Завода. Мазнув глазами по кабинету и убедившись, что в помещении я один, профсоюзный лидер материализовался полностью.
— Привет. — мы обменялись рукопожатием и Костя плюхнулся на свободный стул: — Что делаешь?
— Костя, вот давай только без этого. — я скорчился, как будто, съел лимон: — Когда тебя мои дела интересовали? Давай, рассказывай, что ты хотел, а то у меня работы полно.
— Мне тут позвонили жильцы из нового дома, сказали, что им письма странные пришли…
— А почему тебе позвонили? Звонили бы Валентине, это же она письма направила.
— Ну, ты понимаешь, ведь это я…
— Да, понимаю, ты был председателем жилищной комиссии, но ты давно не председатель, и поэтому у меня к тебе один вопрос, Костя — ты что-то от распределения квартир в этом доме поимел или нет? Только правду скажи, подумай сначала.
— Что сразу правду…- окрысился Костя: — Тьфу, я имею ввиду — а что сразу брал? Не брал я ничего, просто директор часть квартир распределил лично и, я так понимаю, что людям непростым. А мне сказал не лезть не в свое дело, а то, вообще завод без квартир останется.