— Дымка какая чудная, видите?
Отовсюду голоса людей, дети…
— Может и правда войны не будет, — сказал папа.
Мне не терпится ворваться в воду, блики режут глаза.
— Далеко не заплывай!
— Ладно!
Обожаю нырять… но ненавижу гусиной кожи. Развели костерок, всем захотелось перекусить.
— Мы прикроем, Игнат, давай… чего ты?
Но я стеснялся при рослых дочках отца Кирилла. Побежал переодеться к берёзе, но там кто-то раскачивался на тарзанке. Выручили кусты орешника… Надо будет срезать пару прутьев для лука, себе и Витальке. Гляжу подкрадывается папа. Ну, посмотрим, кто кого напугает.
— Р-р-р… — начал я грозно.
И неожиданно рявкнул ярым таёжным медведем!!
Мой талант не подвёл меня, — папа ещё долго вспоминал о своих ощущениях:
— Я думаю, ну откуда он взялся тут?! Что делать-то?!..
Все покачивали головами.
— Тебе надо что-то решать с этим, — сказал мне отец Кирилл, — либо ставить это в профессию, либо забыть об этом. Это очень опасный дар — производить любые голоса и звуки.
Я отбивался от комаров.
— Да это последний раз, я уже решил.
Я был уверен в этом. Но я ошибся.
Потом мы уехали в Крым. А когда вернулись, увидели облетевший сад, постаревший тоскливый дом и прибитую ветром афишу «У нас в гостях «Смехопанорама!»
— Ну теперь всем весело будет, — сказала мама.
Я поднял голову, словно меня окликнули, и снова увидел в небе знакомый профиль.
— Журавли…
— Вообще-то им рано ещё, — сказал папа. — Не понятно…
Виталька ещё не вернулся со своими из Кении; а пока мы с ребятами мотались на великах по посёлку, играли в футбол, ходили в городок в заброшенную КаБэшку за торсионами для нашего автолёта. Но испытания пришлось отложить. С каждым днём поднимался ветер; пропали мамаши с колясками, книжные лотки, бабульки с зеленью… В магазинах раскупали каски и шлемы, чтобы уберечься от летящих яблок с погодой делалось что-то странное. Когда выпадал дождь, он лился рекой, параллельно земле, и ты мог запросто вымокнуть с головы до пояса, если не успевал пригнуться… Но двадцать восьмого августа все проснулись от тишины. Всё стихло. Меня послали за макаронами и пачкой масла, ещё папа попросил зайти в «Хозтовары» и купить ему новых дискет. На обратном пути я хотел забежать к Витальке, посмотреть может они уже приехали из своей Африки. Но по дороге случилось непредвиденное препятствие, я никак не мог перейти шоссе: по нему тянулась и тянулась колонна покрытых толстой пылью машин… Кто-то хлопнул меня по спине, я обернулся.
— Игнатий!
Передо мной стоял сильно покачиваясь Василий Егорович. Я не сразу узнал его, он отпустил бороду, белую, как иней, и здорово постарел.
— У какой вымахал за лето! — сказал он дыша мне в лицо.
Действительно, мы теперь были с ним одного роста.
— Здрасьте, Василь Егорыч.
— Всё путём?! Всё «хокей»? всё нормально?!..
Первый раз я видел его в таком состоянии.
— Так держать! — он протянул мне ладонь и крепко сжал мои пальцы.
Его качнуло к шоссе, потом обратно, я еле успел подхватить его.
— Вы домой? — спросил я.
— Так точно, не провожать, не надо этого…
Но я всё-таки пошёл с ним, стараясь как мог поддерживать его у локтя. Так мы дошли не говоря ни слова до переезда и перешли на ту половину посёлка. Он сопел, пытался держаться прямо, отдавал честь прохожему, и собаке, и облаку, стоявшему над горизонтом. Потом остановился, пригнул мне голову. Я почувствовал, как он целует меня в затылок.
— Иди, — сказал он, отпуская.
Стало ясно, что он не намерен идти со мной дальше.
— Как там Аринка? — не мог же я совсем не упомянуть о ней. — Передавайте привет.
— Аринушка? Аринушка лежит, спит… Уснула…
Я вспомнил про журавлей.
— Она здорова?
— Она? Аринушка? иди, милый…
— Василь Егорыч, что с ней?!
Он крутил головой, отнекивался, отсылал меня домой… Вдруг его прорвало.
— Игнаха!..
В начале лета на озере она сорвалась с тарзанки. Он ругался, говорил про какие-то жерди, ремни, «Жигули», тряску и пробки, про сволочей, про уколы… Я разобрал только, что у неё что-то серьёзное с позвоночником: страшные боли, временами не может ходить — отнимаются ноги…
— Испугалась чего-то и сорвалась, а меня-то не было — пошёл сушняка набрать на костёр, и на тебе! «Не туда несено, да тут уронено», вот как! Только ведь жить наладились!..
— Это из-за меня, Василь Егорыч. Это я её!..
— Брось, Игнатий… брось, милый, она уж и забыла о тебе. Лежит… Уснула, две ночи без сна… Не хочет она, всё терпит. Хожу, как чума, я же вижу, терпит! Не хочет в больницу от меня ни в какую! Понимаете вы?! Вы думаете, что она ничего… да? А она терпит, доча моя, и всё! не хочет! А вы рады! Бассейны, тренажёры… Вы все гроша её не стоите! Она вас всех вокруг пальца… вот так, вокруг! А ей-то много не надо, не надо, понимаете?! Вы?!! «Всё будет хокей»!!..