По телевизору показывали рекламу стирального порошка, это могло навести маму на мысль о стирке. Этого нельзя допустить!
— Что это с тобой? — удивилась мама, когда я рванулся выключить телевизор.
— Ненавижу рекламу! — вырвалось у меня.
— Однако до этого ты сидел и смотрел её.
— Я не смотрел, я думал.
— О чём же ты думал?
Надо было срочно что-то соврать.
— Я хочу нарисовать один секретный рисунок, — выпалил я.
— Секретный?
— Да, — сказал я, — если получится.
Мама внимательно посмотрела на меня и пожала плечами.
— Ну что ж, раз секретный, пойду на кухню. Потом-то хоть покажешь, «если получится»?
— Покажу.
Нашёлся листок бумаги, но что нарисовать на нём я не знал. В крайнем случае можно будет сказать, что не получилось. Терминатор, видя мою нерешительность, катал по столу карандаш. Я прислушался: мама находилась на кухне и что-то делала там, позвякивая посудой. На какое-то время мне удалось избавиться от её вопросов. Можно было перевести дух. Всё шло нормально, за ночь бельё успеет подсохнуть, а это значит, что никаких следов моего речного купания не останется. Я отнял у Терминатора карандаш и нарисовал линию горизонта с абрисом пасущейся лошади, и тут же превратил всё это в подводную лодку…
— А это что такое? — услышал я мамин голос.
Я поднял голову и обомлел: на пороге комнаты стояла мама и держала в руках мою жёлтую майку!
— Игнат, почему твоя новая майка валяется мокрая под столом на кухне?
— Я её стирал.
— Стирал?
— Там было пятно.
— Какое пятно?
— Это Терминатор, лапой…
Мама посмотрела на Терминатора. Он стоял на краю стола, напряжённо прислушиваясь к нашему разговору.
— А почему ты в другой рубашке? и штанах? Почему ты в другой одежде, Игнат?
Я не мог смотреть ей в глаза.
— Зачем ты одел свою грязную нестиранную одежду? что это значит?
— Чтобы не пачкать ту, — ответил я, понимая, что меня уже ничто не спасёт.
— Что ты собирался делать?
Я отвечал, что собирался клеить большой макет, а потом раскрашивать его гуашью. Она задавала всё новые и новые вопросы. Я стал путаться, а мама злиться. Наконец она пошла в ванную. Я представлял, как она выуживает из белья для стирки мою мокрую одежду, пропахшую речной водой.
В доме всё замерло. Мама вернулась с моей одеждой и бросила её передо мною на пол.
— Игнат… — в её голосе стояли слёзы, — ты снова скатился на санках в речку, ты снова провалился под лёд.
Я молчал.
— Но почему? Почему-у?! Ответь мне!
Я замотал головой, всё поплыло у меня пред глазами.
— Как ты мог! Как ты мог оказаться там?!
— Там была девочка.
— Девочка… — осеклась она, — какая девочка?
Терминатор перестал чистить свой алюминиевый коготь, и уставился на меня сощуренным глазом. Всё закружилось, я уже не мог остановиться, не мог найти выхода, меня подхватило и понесло. Я стал вдруг рассказывать, как шёл по берегу Вилюйки и случайно увидел, как за мостками что-то сильно полощется. Тогда я подумал, что это наверное утки и подошёл поближе, чтобы посмотреть, и увидел, что это девочка. Она захлёбывалась в воде посередине проруби, потому что случайно упала туда. И я стал помогать ей, я схватил её за рукав, и когда потащил, то поскользнулся и сам попал в воду, и тогда я начал выталкивать её снизу, потому что там было неглубоко, и вытолкнул девочку на лёд, а потом выбрался сам. Мы поднялись к шоссе, я её держал за руку, а она вдруг вырвалась и перебежала на другую сторону, и куда-то пропала, а я пошёл домой… Вот так случилось, что я весь вымок, хотя я ни за что не полез бы в воду, если б ни эта девочка. Я же хотел просто пройти немножко вдоль Вилюйки, и свернуть к старой хоккейной площадке, на которой строили снежную крепость…
Мама слушала с открытым ртом.
— Но ведь вы же могли утонуть там! Оба! Неужели вас никто не видел?! — ужаснулась она, и бросилась мерить мне температуру и поить горячим молоком с таблетками.
Температуры не было.
— Это от нервного стресса, — сказала мама и уложила меня в постель.
Она снова ушла на кухню, было слышно, как она продолжает о чём-то спрашивать и ужасаться сама с собой…