— Сама про меня ври, если тебе так хочется.
— Я прошу тебя мальчик… я тебя очень прошу!
— Да? А я что ли опять буду всем говорить, как я тебя тащил, да?
— Ты не знаешь, что тогда будет! Мне же никто не поверит…
— Ну и ладно.
Девочка щурилась, пытаясь разглядеть меня.
— И можешь не смотреть на меня, — отвернулся я.
— А думаешь, мне самой легко врать, да? Как я пошла, как заблудилась, как провалилась, про какого-то мальчика?.. Мне может в сто раз больше тебя врать надо!
— Почему? — не понял я.
— Потому, — она опустила голову, — потому что я тоже там не была, на речке…
— А ты что, — опешил я, — ты разве не тонула?
Она мотнула головой.
— Вот это да! — вырвалось у меня. — А зачем же ты про это врала?
— Из-за дедушки.
— Какого дедушки?
Тут только я вспомнил, что действительно видел рядом с ней какого-то деда. Я помню, он даже подходил ко мне, и что-то говорил мне о рыцарях. Он показался таким весёлым и почти совсем не старым…
— Я тебя умоляю, мальчик, миленький, не выдавай меня, а то он откажется от меня.
— Кто? Твой дедушка?!
Девочка уронила голову на руки, я ждал, что она вот-вот заплачет.
За соседним столиком на нас обратили внимание, мама перестала говорить с Ириной Анатольевной из детдома, и подошла к нам.
— Что с тобой, Ариночка? — спросила она. — Что-нибудь случилось у вас? Вы не поссорились?
— Нет, нет, всё нормально, — сказали мы в один голос.
— Ну, хорошо, сидите, — улыбнулась мама и вернулась к Ирине Анатольевне.
— Раньше он не был моим дедушкой, — сказала девочка, и я услышал от неё совершенно невероятную историю.
Деда звали Василий Егорыч.
Но вообще-то все в детском доме называли его Кагорыч, потому что у него была такая привычка — лечиться от кашля «Кагором». Ещё у него была привычка приносить по церковным праздникам полную коробку с пряниками. Придёт во двор и кричит: «С пряничком, с пряничком — с Божьим праздничком!» Угощает и всем говорит: «Бери два, — один оставишь, другой подаришь.» Так всем всегда по два и доставалось. И все знали, что он полковник, только в отставке, потому что он пошёл помочь Ирине Анатольевне принести краску из магазина, и его окатила машина «УАЗик»; она его забрызгала с головы до ног, а из неё выскочил капитан в погонах и стал его отряхивать и говорить: «Простите, товарищ полковник, я не нарочно!»
Кагорыч всё делал по хозяйству, даже к себе домой не уходил иногда, и оставался ночевать в детдоме, он ведь тоже совсем один жить остался.
Этим летом детский дом должен был переехать из своих корпусов в другой город и там его объединят с другим детским приютом, — так решила комиссия, потому что эти корпуса ещё довоенные и в них всё отваливается, а на этом месте лучше построить супермаркет.
Когда Кагорыч узнал об этом, он ходил сам не свой: во-первых, в тот город очень далеко ездить, а во-вторых, там у них свой персонал. И тогда у него появилась мечта (а может она и давно у него была): он захотел взять какую-нибудь девочку на воспитание, как внучку, потому что, когда-то у него была своя родная внучка, она жила со своими родителями в Москве, в том доме, который взорвали чеченские террористы, и с тех пор он остался совсем один. Но он не знал, какую девочку ему выбрать, потому что ему все нравились, хотя Аринку он чаще других сажал на плечи, и даже разрешал собирать ещё дымящиеся метеориты, залетавшие в сад осенними звездопадами, и всякая вкусная ягодка или конфетка, как казалось Аринке, тоже почему-то доставались именно ей.
Однажды он пришёл к себе домой и лёг спать. Вдруг он проснулся, как будто кто-то постучал в окошко, и зовёт его, и услышал: «Девочка, которую этой зимой спасёт мальчик — она и есть твоя внучка».
На следующий день Кагорыч рассказал всё Ирине Анатольевне, а через неделю об этом уже знали и все детдомовские.
Аринка не знала что делать, каждый раз, когда рука Кагорыча оказывалась на её голове, ей хотелось вцепиться в эту руку и кричать, что это она должна быть его внучкой! что это её, только её дедушка и больше ничей!..
Сидеть и ждать, пока какая-нибудь девочка станет его счастливой избранницей, было невмоготу. Конечно, можно было попробовать сговориться с детдомовскими пацанами, подходящими на роль «спасителя», но двое девчонок уже сумели опередить её в этом: одна из них, снимая новогоднюю гирлянду, лихо падала со стремянки, но была подхвачена и спасена «вовремя подоспевшим» мальчиком; другой грозила «неминуемая смерть» от ужасной сосульки, сорвавшейся с крыши, но и тут нашёлся герой, в «последний момент», отпихнувший её в сугроб. Кроме того, было ещё несколько подобных попыток «спасения», однако все участники их были позорно разоблачены и пристыжены.