В этот момент у меня зажужал телефон.
Хаббард снова поднялся на ноги, и, пока он невнятно благодарил Томас Берда, я опустил глаза на экран. Еще одно сообщение с 900-го номера:
Планы изменились. Отпусти Скаврона.
На несколько секунд меня охватило чувство, которое нельзя описать иначе как головокружение. Зал заседаний накренился и нырнул вниз прямо у меня перед глазами.
Аппарат завибрировал снова, и на экране появилось насмешливое:
СВОБОДУ СКАВРОНУ!
И потом еще раз:
СВОБОДУ СКАВРОНУ!
Телефон выскользнул из пальцев и мягко упал на ковер у моих ног. Чтобы восстановить равновесие, я положил обе ладони на стол. Я боялся, что меня стошнит прямо на его лакированную поверхность вишневого дерева.
Отпустить Скаврона? После всего, что мне только что пришлось услышать? Разве я могу так поступить с Бердом и его женой? И как мне после этого уважать себя не только как судью, но и как человека?
Но мне уже было ясно, что выбора у меня нет.
Я ненавидел себя за то, что так быстро принял это эгоистичное, своекорыстное решение. Однако, что бы я ни сделал со Скавроном, Дилан Берд по-прежнему будет мертв.
Но мои собственные дети были живы, и их нужно было вернуть домой. Любые родители, даже Берды, простили бы мне это решение, будь у меня возможность посвятить их во все подробности.
Мистер Хаббард подвел итог:
– В соответствии с соглашением между обвинением и защитой тяжесть содеянного должна быть понижена с тридцать шестого до тридцать первого уровня, без применения дополнительных статей. Это пятая категория уголовных преступлений. В таких случаях закон предусматривает лишение свободы на срок от ста шестидесяти восьми до двухсот десяти месяцев. С учетом того, что мы только что услышали, я предлагаю определить подсудимому максимальное наказание. Благодарю вас, Ваша Честь.
Хаббард сел. Я по-прежнему пытался восстановить утраченное равновесие. Посади Скаврона за решетку. Отпусти Скаврона. Что же это за план такой? И кто за всем этим стоит? Казалось, что я безуспешно пытаюсь склеить обратно разбитое яйцо.
На трибуне уже стоял государственный адвокат Ален Сазерлен, ожидая, когда суд позволит ему выступить с речью в защиту обвиняемого. Я устало повернулся к нему и сказал:
– Прошу вас, мистер Сазерлен.
– Спасибо, Ваша Честь, – сказал он. – От имени моего клиента я хотел бы выразить семье Бердов соболезнование. А лично от себя поблагодарить мистера Берда за его трогательные слова.
Адвокат полистал лежавшие перед ним на столе бумаги. Я надеялся, что он даст мне какую-нибудь зацепку, которой можно будет воспользоваться, нечто такое, что хоть как-то оправдает мое решение, которое скорее должно было стать пародией на правосудие.
Но он сразу меня разочаровал.
– Мне нечего добавить к тому, что изложено в досудебном рапорте, – начал он. – О детстве мистера Скаврона вы, конечно же, читали. По правде говоря, его нельзя назвать закоренелым преступником. Да, он признает, что порой принимал не самые правильные решения, но вы, Ваша Честь, не можете не согласиться, что подобным образом мой подзащитный поступал только потому, что у него не было выбора. Мне нет нужды вам говорить, как трудно бывшему заключенному найти работу, тем более что послужной список мистера Скаврона способен отпугнуть даже самого снисходительного работодателя. Но он не оставлял попыток.
Касательно отягчающих обстоятельств, о которых говорил мистер Хаббард, я хотел бы отметить, что пистолет, который мистер Скаврон хранил в доме двоюродной сестры, не был заряжен и опасности для детей не представлял. Если же говорить о фентаниле, нет оснований полагать, что мистер Скаврон знал, что героин разбавлен другим веществом. Мой подзащитный выступал лишь в роли передаточного звена.
Что же касается передозировок, все эти студенты в полиции заявили, что раньше не употребляли героин и им хотелось поэкспериментировать. Они сами искали дилера. И если бы не купили его у моего клиента, то приобрели бы в другом месте.
Приобрели бы в другом месте.
Это все равно что в защиту убийцы сказать: но ведь, Ваша Честь, жертва бы все равно рано или поздно умерла бы.
А чего я ожидал? Ведь Сазерлен защищал того, кого защищать было бесполезно.
– Учитывая вышеизложенное, руководствуясь предписаниями и принимая во внимание сотрудничество мистера Скаврона с властями, защита полагает, что наиболее подходящим приговором в данном случае было бы лишение свободы на срок в сто сорок четыре месяца. Это меньше предусмотренного за данное преступление наказания, но двенадцать лет – тоже не шутка. И при всем уважении к заявлению мистера Берда, я уверен, что пенитенциарная система не позволит мистеру Скаврону все это время наслаждаться жизнью. Его ждут долгие трудные годы. И я не сомневаюсь, что Дилан Берд до конца жизни будет тяжким грузом давить на его совесть. Мне больше нечего добавить, Ваша Честь.