— Простите, нельзя ли позвать…
— Он приехал, мне в окно видно… Отпирает гараж…
— Тогда с вашего позволения я позвоню минут через десять.
Дед именно так и сказал бы — «с вашего позволения» — он был настоящий интеллигент.
Вот и дом.
Вот и этаж.
Вот и дверь. Табличка «Роман Р. Рауса».
Мягкий звук колокольчика внутри квартиры. Сначала Ималда отрывает клок бумаги у конца стволов, потом вокруг спуска.
Дверь открывает массивная женщина с массивными серьгами.
— Могу ли я повидать Романа Романовича? — сладким голосом спрашивает Ималда.
— По какому делу?
— Меня просили ему передать…
— Оставьте! Я его жена.
— Мне сказали передать прямо в руки.
— Рома! — женщина кричит куда-то в глубь квартиры, Ималда ее уже не интересует, и она исчезает за дверью справа, оставив девушку в коридоре, по стенам которого развешаны разные старинные безделушки.
Выходит Рауса — в стеганом халате, из-под него видны пижамные брюки. С газетой в руке.
Смотрит на Ималду и замечает дула стволов.
Но поздно — раздается выстрел.
Рауса изгибается и падает.
Ималда опускает ружье и стреляет еще раз — из пола выскакивают мелкие щепки.
Она закрывает за собой дверь и выходит на лестницу.
Уже на улице замечает, что с пальца правой руки капает кровь и прикладывает палец ко рту.
В начале сентября директору комиссионного магазина хозяйственных и спортивных товаров позвонил коллега из Таллинна.
Они познакомились и подружились в те времена, когда широко практиковались коллективные поездки по обмену опытом с подведением итогов в социалистическом соревновании. Поездки обычно завершались одинаково: по нескольку раз пересчитав на перроне своих гостей, хозяева запихивали их в вагон и облегченно вздыхали: наконец-то эти пьянчуги в поезде — стоят возле окон и машут подаренными им на прощанье букетами цветов.
Организаторы подобных мероприятий под конец обычно чувствовали себя совершенно измочаленными, им уже не доставало фантазии показать гостям что-нибудь более оригинальное. Почетные грамоты — как правило, их хватало на всех — в поездках по саунам да на яхтах поистрепывались, дома их увлажняли и гладили через газету. При этом приговаривали: «На будущий год махнем к литовцам!»
А отъехавшие, едва придя в себя и в вагоне-ресторане промочив горло холодным пивом, тут же принимались за создание комиссии и распределение обязанностей: «Ты отвечаешь за встречу гостей, ты — за транспорт, а ты, лапушка, позаботишься о развлечениях. И не возражайте! А то будете иметь дело со мной! Это уже дело чести! Не хватало осрамиться, ведь литовцы никогда не были жлобами!» Справедливости ради нужно заметить, что уж в скупости-то нельзя было обвинить ни одного из организаторов сборищ, а уровень определяла лишь изощренность фантазии.
Ущерб, причиняемый здоровью от таких встреч, частично компенсировался установлением личных контактов, которые потом поддерживались круглый год: так, если кому-то требовался прицеп к «Жигулям» или японский видеомагнитофон, а в Риге такого товара не имелось, то жаждущий подобной вещи обзванивал иногородних коллег, после чего получал указание вылететь самолетом в Минск, Кишинев или в другой город, где и становился счастливым обладателем желаемого дефицита.
— Послушай… — таллиннский коллега говорил с характерным эстонским акцентом, — я тебя просто извещаю — вдруг тебе пригодится информация… У меня тут два дня работал один обэхээсник из Москвы… Да, обэхээсник — предъявил такие документы. Сегодня он звонил насчет билетов — хочет лететь в Ригу, вот я и решил тебе позвонить. Ты меня понимаешь?.. Как вообще дела? Как супруга?
— Что ему надо, этому обэхээснику?
— Вроде бы ничего. Копался в документах. Потребовал все за последние три года. Я выделил ему стол у бухгалтеров, чтобы был на глазах, но мы так ничего и не поняли — что-то понавыписывал, только неясно, что именно. Утверждать не могу, но кажется, адреса комитетов — тех, что сдавали повторно. Подскочи как-нибудь на машине, а? Посидим хорошенько!
— Надо, конечно, проветриться, а то все работа да работа, даже в голове гудит… Спасибо, что позвонил!
— Ну так что?
— Я тебе сообщу дня за два. Мне обещали привезти угрей.
— О, прихвати с собой!
— Договорились! Как только привезут, отдам закоптить и сразу звоню тебе! До свидания!
Закончив разговор, директор комиссионного магазина хозяйственных и спортивных товаров принялся ходить по кабинету из угла в угол, разворачиваясь словно пловец в бассейне. Раз, два, три, четыре, пять — кругом! Кабинет был крохотный, находился на первом этаже, на окнах были решетки, как и в других помещениях магазина, окна которых выходили во двор. Но на сей раз именно из-за решеток собственный кабинет казался директору одиночной камерой. Директор не чувствовал себя безгрешным, ибо на такой должности, и нельзя быть ангелом, но считал, что ничего крупного или уголовно наказуемого за ним не числится.