Когда выяснилось, что жизни директора ничто не угрожает, и что он уже вышел на работу, официанты на радостях напились, причем даже всегда воздерживавшийся от выпивки Леопольд тоже принял участие: «Да, но он был на волоске от смерти!»
Кто-то рассказал, что Ималду милиция доставила в ту же больницу, куда отвезли Раусу. Там ей перевязали раненую правую руку. Знатоки пояснили — рана у нее от того, что ствол держала слишком близко у спускового кольца.
«При сильной отдаче так бывает… Я однажды видел, когда… с пальца все мясо сорвало…»
«У нас как-то раз на охоте…»
«Ну разве не чокнутая! Точно, чокнутая!»
Но вот однажды, когда Раусу все ждали в час ежедневного обхода, а директор не появился, персонал «Ореанды» забеспокоился. Что, если правда? Нет, не может быть! Исключено! Хотя… В последнее время чего только не было: кое-кого даже с самых верхов забрали и посадили.
«Как они там разбираются — кого сажать, а кого оставить? Тогда уж проще все торги обнести забором с колючей проволокой!»
Леопольд придумал повод средней важности и позвонил Раусе домой. Трубку подняла жена Романа Романовича и сказала, что он где-то задерживается, но на работу заедет непременно. Однако Леопольду показалось, что она старается поскорее свернуть разговор, больше того — он заподозрил, что рядом с ней кто-то стоит и приказывает, что именно говорить.
«Ореанду» начали заполнять первые посетители — то были «торжественные», как их называл Леопольд, а не свои, постоянные. Леопольд любил «торжественных» — они привносили какую-то особую атмосферу праздника, в ресторане им все казалось значительным и красивым. «Сюда… Сюда, прошу вас… — провожал он к столикам на указанные в билетах места, предупредительно усаживал дам, и, вручая меню в обложке из искусственной кожи, проникновенно говорил: — Желаю приятно провести вечер!»
Вот почему официанты невероятно удивились, заметив, что Леопольд одевает плащ и шляпу.
— Сбегаю в трест, — пояснил метрдотель, глянув на часы. — Может, там еще кто-нибудь есть…
И хотя до треста было рукой подать, он запыхался от быстрой ходьбы.
Внизу, у лестницы, он оперся обеими руками на перила и решил чуть-чуть перевести дух: спешить уже незачем, теперь из трестовских мимо него все равно никто не проскочит.
На лестничной площадке пролетом выше висела витрина — Доска почета с портретами лучших работников. Роман Романович — первый слева.
Вдруг Леопольд увидел, как кто-то спустился по лестнице, остановился перед витриной, ключиком отпер ее и стал срывать портрет Раусы. Фотография была приклеена основательно и сдирать ее пришлось кусками.
Ошарашенный Леопольд даже рот открыл — в человеке, содравшем фотографию, он узнал начальника отдела кадров.
Справившись с делом, он повернулся и заметил Леопольда.
— Не оправдал нашего доверия, — по щекам кадровика текли искренние слезы — такие крупные и неподдельные, какими оплакивают свою, а не чужую судьбу. — Совсем не оправдал нашего доверия! — и швырнул обрывки фотографии на пол.
Поскольку причина ареста Раусы осталась неизвестной, в «Ореанде» тут же предприняли элементарные меры предосторожности: официанты без промедления очистили свои шкафчики от банок с малосольной лососиной и от «криминальных» (купленных в магазине) бутылок с водкой. Стакле приказал принести из холодильника большую говяжью ляжку, смолоть и добавить к уже готовому котлетному фаршу, предназначенному для продажи в магазине «Илга». Булочки в кондитерском цехе в тот день выпеклись жирные и слоистые и в фирменном напитке, сделанном на настоящем лимонном соке, — а не на лимонной кислоте, как обычно — плавали настоящие дольки настоящего лимона. Однако никакой проверки не последовало, и в конце концов все пожалели о таких излишествах.
Потом обсудили, что можно и чего нельзя говорить следователю, если вызовут в качестве свидетелей.
Главное теперь было — выяснить, за что арестовали Раусу. А как это сделать?.. Никто еще не знал, что среди них находится человек, который об аресте Раусы знает все, вплоть до мельчайших подробностей.
Роман Романович Рауса был одним из первых, кто пал жертвой указа о борьбе с пьянством, изданного в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, хотя сам никогда не напивался, да и подчиненным не позволял. Однако обстоятельства, как известно, иногда бывают сильнее смертных людей, даже если они директора ресторанов.