Иногда репутация всезнающего манипулятора мешала жить гораздо больше, чем помогала достигать поставленных целей. Очевидно, Кариони решил, будто подозрительный лорд Джевидж специально проверяет его лояльность, а возможно, измыслил еще какую-то каверзу.
— У моего сына назначена консультация с известным врачом — мэтром Ванедйлом, и я бы хотел присутствовать на осмотре. Он — наша последняя надежда, — молвил министр.
Про мэтра Ванедила канцлер слышал впервые.
— А что с вашим ребенком? У меня ведь тоже недавно родился сын, — словно оправдываясь за неуместное любопытство, спросил Росс.
— Это семейная болезнь. Что-то с отделением слизи. У всех наших детей она была.
Кариони говорил отрывисто, почти задыхаясь, борясь с подступающими рыданиями.
— Все четверо умерли в мучениях один за другим. Мы с Нимэль надеялись, что младший избежит этой участи, но он тоже заболел. Мэтр Ванедил считается главным специалистом…
Страшная болезнь подкрадывалась к детям Кариони на втором-третьем году жизни, и постепенно из пышущих здоровьем малышей они превращались в одутловатых, безразличных ко всему старичков, кашляющих, со вздутыми животами, худых и отстающих в развитии.
Теперь многое становилось понятно. И почему Трен ведет такой образ жизни — тоже. У него дома умирали дети, и ни за какие деньги нельзя было купить им лишний год, хотя на врачей, магов, травников и шаманов тратилось целое состояние. Все без толку.
— Я могу попросить мэтра Ниала Коринея осмотреть вашего мальчика. Возможно, он сумеет подсказать дельную мысль или посоветовать лечение, — предложил встревоженный и огорченный Джевидж. — Ниал — мой личный врач и к тому же отрекшийся маг.
Кири болела редко, но каждая ее простуда заставляла Росса переживать и мучиться несуществующей виной. Ему самому не привыкать страдать, но малышка не заслужила ни жара, ни озноба.
— Если это вас не затруднит, милорд. Лишний совет и еще одно мнение не помешают, — сразу же согласился несчастный отец.
— Не затруднит, разумеется, — поспешно заверил его Джевидж. — И я перенесу заседание на другой день. Обещаю.
Вечером Росс рассказал эту историю профессору и затребовал срочного ответа — не случится ли нечто подобное с Кири и Дианом? Тот внимательно выслушал и помрачнел:
— Насколько я могу судить, от этой хвори не поможет никакое лекарство. По непонятной причине в организме неправильно образуется слизь, она становится вязкая и густая, забивая все возможные протоки — в бронхах, в слюнных и поджелудочной железах, в кишках. Ребенок мистрила Кариони умрет той же смертью, как и его старшие братья и сестры, от тяжелейшего бронхита и отказа поджелудочной железы.
— ВсеТворец-Милостивец! Кошмар какой! — ужаснулся Джевидж.
— Но за наших можно не опасаться. Семейные болезни не заразны, они только наследуются от родителей к детям. Хворь прячется в матери с отцом и никак не проявляется. Но дети болеют и умирают. Ванедил ничем помочь не сможет. А я могу посоветовать лишь разжижитель мокроты и обильное питание с исключением всех мучных продуктов и всего содержащего крахмал — в качестве диеты.
Профессор разочарованно развел руками, видя, как потрясла вся эта история Джевиджа:
— К сожалению, медицина не всесильна.
— А магия?
— В данном случае она тоже бесполезна.
Россу даже работать расхотелось, он посидел без всякого толку над бумагами, продолжая думать о Трене Кариони, и, когда понял, что ничего на ум не идет, отправил Моррана Кила спать.
— Мне не понадобится помощь секретаря, мэтр. Вы свободны.
— Спокойной ночи, милорд, — обрадовался маг и шмыгнул за дверь.
Она, может, и выдалась спокойной, но только не для Росса Джевиджа. Сон сбежал от канцлера вприпрыжку, утащив с собой душевный покой, которого и так осталось с наперсток. Не сиделось ему и не лежалось.
Жить в ожидании смерти своего ребенка — ни один палач еще не выдумал худшей муки. Как же Трен выдержал? Он ведь человек сугубо мирный, никогда не бывавший на войне, не видевший смерти вблизи, вокруг и повсеместно. Бывший маршал терялся в догадках. Привычный ко всему, зревший столько крови и людских страданий, посылавший других на верную погибель, сам припадочный и недужный, он впал в форменную истерику, когда прошлым летом у Кири случилась ангина. Виду Росс не подал, но по нескольку раз за ночь ходил проверять, как обстоят дела у приемной дочери, сменяя на посту Фэйм, дежурившую у постельки. А тут четверых похоронить и готовиться каждый день потерять пятого, возможно, последнего своего ребенка. Это немыслимо!
Лорд канцлер бродил по кабинету, не смея отправиться в спальню и продолжить смущать жену переживаниями. Она и так весь вечер поглядывала на него с подозрением и тревогой. Не так уж часто ужин не лез Джевиджу в глотку.
ВсеТворец-Вершитель! Если так больно глядеть на своего, здорового и крепкого ребенка, по несчастливой случайности родившегося магом, то каково же точно знать наперед, сколько твоему сыну отмерено лет жизни? Как жить с роковой обреченностью, почти без надежды?
Росс выпил порошки и прижался лбом к оконному стеклу. По подоконнику стучал меленький дождик, такой осенний, уютный и баюкающий, когда сидишь дома возле камина, потягивая глинтвейн, он же — омерзительная напасть, если застигает тебя в дороге. Не успеешь оглянуться, как промокнешь насквозь и подхватишь пневмонию.
«Вот тебе и «цивильная крыса», а ведь мужеством Трена Кариони следует только восхищаться, — размышлял Джевидж. — А с какой нежностью он говорил о смертельно больном малыше…» В этот момент его пронзила парадоксальная, но такая долгожданная мысль: «Если другие люди могут отдать свою любовь ребенку, который обречен умереть, если они не боятся, значит… значит, оно того стоит, значит, не зря…»
Если бывший маршал хотел, то мог ходить почти бесшумно, и хромота не мешала ничуть. Поэтому ночная нянька не проснулась, когда он осторожно прокрался в детскую. Фэйм, по всей видимости, тоже задремала в ожидании мужа, а убаюканный, сытый Диан сладко почивал в сухих пеленках. Росс нагнулся над колыбелькой, пристально вглядываясь в его личико, даже во младенчестве повторяющее его собственные фамильные черты. Крошечные ладошки сжаты в кулачки, сердитая складочка между белесыми бровками — прирожденный боец, настоящий Джевидж. Отец легонько погладил сына по розовой щечке, едва сдержавшись, чтобы не взять на руки сопящее создание.
«Ты победил, маленький мажонок, — признался Росс безмолвно и абсолютно честно. — Ты оказался сильнее и провел осаду по всем правилам. Деваться мне некуда. Я больше не в силах бороться и сопротивляться, но если ты думаешь, что я сдаюсь на милость победителя, то сильно ошибаешься, родной мой. Я буду любить тебя, любить и лелеять до тех пор, пока ты жив, потому что когда ты станешь магом, то умрешь для меня навсегда. Я похороню тебя в сердце своем, оплачу и стану жить так, как если бы действительно положил тебя в могилу. И буду помнить о чудесном маленьком мальчике, которого так любил, ради которого жил и который тогда еще не был магом».
«Поглядим», — не открывая глаз, ответил сладкой сонной улыбкой Диан на страстный мысленный монолог отца.
«Я сумею!» — нахмурился упрямо Росс.
Джевиджу неоднократно приходилось избавляться от чувств волевым усилием, жертвуя ими ради чего-то иного, более важного и существенного. Как скальпелем по живому телу, так же больно, только без крови. Но пережить можно. Потом на том месте в душе, где жили любовь и привязанность, образуется грубый уродливый шрам, который потихоньку болит в ненастную погоду.
«Не спорю! Попробуй!» — причмокнул губами самоуверенный будущий волшебник.
Что-то очень хорошее снилось ему в этот миг. Ведь что-то же снится младенцам, если они так крепко и счастливо спят? Наверное, есть такие запредельные царства, где бродят их невинные души, еще не знающие горестей, кроме мокрых подгузников, и радости сильнее материнской улыбки. И чудные волшебные врата в то царство стерегут белокосые феи-риилисы[12], сидящие верхом на синих единорогах. Посему взрослым сновидцам дорога туда заказана на веки вечные. И правильно. Нечего им там делать. Дело взрослых не спать ночами и хранить покой своих невинных чад.