Приглушенный шум в зале вырвал из размышлений. Ассина опустила вниз неизвестно когда подобранные под себя ноги и торопливо втиснулась в туфли, невольно поморщившись. Появившийся в проходе шатен неспешно двинулся к сжавшей мертвой хваткой в руке газету девушке. Поглядел на валявшуюся около кресла кипу бумаги, посмотрел в темные встревоженные глаза, в глубине которых плескалась надежда.
— Это правда? Он умер или…? — Ассина не могла продолжить, боясь и поверить, и не поверить одновременно. Поодаль зазвучала ненавязчивая мелодия телефонного звонка. За стеллажами зашевелился читатель, ответил приглушенным голосом и вышел из библиотеки. Астор вытащил смятую газету из побелевших пальцев, расправил страницу, сложил и отправил на стол. Серые глаза спокойно встретили напряженный взгляд зеленых. Мягкая, успокаивающая улыбка скользнула по губам: — Все — правда. Мы проверили. Ошибки нет.
— Проверили? — в одном слове была вся палитра эмоций. Шатен улыбнулся: — Да. На этот раз справились и без нас. Но убедиться не мешало. Чтобы не всплыло потом…. Генетический анализ плюс наши данные подтвердили. Тебе больше нечего бояться.
— То есть, все? — девушка как-то неуверенно, словно вслепую, махнула рукой.
— Да, — голос будущего главы клана звучал уверенно. Мужчина помолчал, потом добавил, — Не хотел говорить тебе до конца свадьбы.
Ассина сглотнула. В горле стоял комок, мешая дышать, а в глаза словно насыпали песок. Она с трудом подавила желание встать и бежать, непонятно куда. Модель мотнула головой, не обращая внимания на хлестнувшую по щеке длинную цепочку сережки, не рассчитанную на столь резкие движения. Легкая боль помогла взять себя в руки. Как говорила одна очень активная леди, она подумает об этом завтра. Ну или сегодня. Но намного, намного позже. А сейчас нужно было собрать себя в единое целое. Девушка стиснула кулаки. А в голове металось и билось: «А если все правда, то все кончилось? Так? Или не так?
Она перевела взгляд на присевшего на корточки шатена, напряженно следившего за ней. «Чего он боится?» И тут же дала ответ сама себе: «Что ты сейчас упадешь в обморок, дура. Или закатишь истерику. Успокойся!».
Расправив платье, Ассина выпрямилась в кресле, помолчала, потом наклонилась, выискивая что-то на ковре, протянула руку, достала медный колокольчик и потрясла его, вызывая слуг. Через пять минут рядом со столиком стояло второе кресло, а на круглой столешнице лежала кремовая кружевная скатерть. Двое расторопных официантов выставили на стол пузатый белоснежный чайник, небольшие тарелочки с крошечными бутербродами и канапе и песочные корзинки с салатами. Девушка и Астор молча пили ароматный черный чай из белоснежных чашек со скромным золотисто-голубым орнаментом по краю, отличительной чертой известного производителя фарфора. Ассина старалась взять себя в руки. Шатен посматривал в окно, на стеллажи, на девушку и не спешил начинать разговор первым. На красивом холеном лице мужчины то и дело мелькала гримаса недовольства. Возможно, он вообще не хотел обсуждать случившееся.
Модель допила чай и вернула чашку на блюдце. Вскинула огромные глаза в обрамлении ставших в результате усилий визажистов необыкновенно густыми и длинными ресниц на Астора. Помолчала еще несколько секунд, собираясь с мыслями: — Ты знаешь, я рада. Только пока не могу осознать, поверить, — девушка прикусила губу, отводя взгляд в сторону, — и даже если кто-то… в любом случае, как бы это ни звучало, я очень благодарна тому, кто это сделал.
Будущий глава клана моргнул, на мгновение потеряв концентрацию. Тонкий фарфор звякнул о блюдце. По губам мужчины скользнула мимолетная улыбка, а серые глаза встретили спокойный, уверенный взгляд зеленых, подтверждающих каждое сказанное слово. Астор покачал головой, не нарушая свернувшуюся уютным клубком тишину. С его стороны было глупо думать, что Ассину удовлетворит полученное объяснение, что модель не сообразит, что ее пытаются успокоить. Девушка слишком хорошо знала его. Однако будущему главе клана так не хотелось, чтобы Ассина винила себя в случившемся. Было бы проще, если бы она считала, что произошедшее — результат разборок, не имеющих к ней отношения. Но он нашел слишком умную женщину. Шатен вытянул руку, дожидаясь, пока тонкие прохладные пальцы окажутся в его ладони, затем легко пожал. Слова были не нужны. Они оба знали, что произошло. А подробности…. Пусть их скроет песок времени.
Широко распахнувшиеся двери и громкий смех возвестили о приходе изрядно развеселившихся гостей из числа молодежи. Зашипевшая кошкой тишина скакнула на верхние полки бесконечных стеллажей. Мужчина и женщина переглянулись и встали, направляясь к компании. Не хватало еще, чтобы их заметили в столь интимной обстановке. Сплетни и так можно сгребать экскаватором. Компания молодых людей рассматривала ряды книг, крутила большой деревянный глобус, заглядывала в открытые люки огромной модели фрегата, стараясь понять, что же находится внутри. Появление госпожи Анисы было встречено восторженными улыбками и вспышками телефонов. Девушка с пониманием улыбалась. Каждый старался запечатлеть себя в компании наиболее продаваемой модели.
Незамеченный присутствующими на этом празднике жизни шатен внимательно наблюдал за происходящим, готовый вмешаться в любую секунду. Поймав себя на этом, мужчина улыбнулся. Привыкшая решать свои проблемы самостоятельно, вполне самодостаточная Ассина, наверное, пришла бы в ужас, если бы знала, как часто ему хочется спрятать ее куда-нибудь подальше и никому не показывать. Но это не ее проблема, а его. Астор усмехнулся. Теперь он прекрасно понимал своего отца, всю жизнь защищавшего и берегшего любимую женщину. И его мало волновало то, что ей подчинялся грозный клан. Для господина Кодара старшего это не имело значения.
Убедившись в том, что в этой комнате нет тех, кто хотел бы позлословить на тему неудавшейся поимки перспективного жениха, мужчина едва заметным жестом подозвал стоявшего у входа слугу. Через несколько минут тот вернулся с пузатым бокалом с янтарной жидкостью. Кубики льда сдержанно звякнули, когда шатен взял хрусталь в руки. Вернувшись назад в темный уголок, будущий глава клана понюхал напиток и с удовольствием сделал первый глоток. Взрывы смеха, яркий зажжённый свет в отдалении, подогретые некоторым количеством алкоголя, громче обычного разговаривавшие гости не мешали думать. Вспоминать. Анализировать.
… …
Кому-то неприятно видеть смерть. Он не мог этого понять. Смерть — это всегда прекрасно. Особенно этот миг перехода. Еще мгновение назад живое, теплое тело, рубеж, и перед тобой уже нечто поразительное в своей застывшей вечности. А как великолепны на идеальной нежной коже вздувшиеся, кровавые рубцы, разрывающие тонкую оболочку на клочки, или тонкие глубокие ровные порезы, с выступающими постепенно, тонкой ниткой бусинок, каплями крови. И чем прекраснее воплощение жизни, тем волшебнее, ярче переход за грань.
В эти удивительные мгновения он любил ловить последний вздох, срывавшийся с искусанных окровавленных губ. Он обожал это прикосновение к вечности. Но тщательно скрывал, оберегая от других, сие сакральное знание. Оно принадлежало только ему. Но в этот раз красоты не было. Ловко затянутая петля, перелом шейных позвонков и все. Сломанная кукла. Волосы, соль с перцем, закрывают лицо. Ниже он даже смотреть не стал. Это мерзко и противно.
Вообще на смертной казни присутствовать запрещено. Но ему можно. Ведь казнили его. Мужчина нежно улыбнулся, словно не видя серых тюремных стен, холодного света энергосберегающих ламп и стальных решеток. Все это его уже не касалось. Сегодня он отдохнет. Завтра он насладится теплом и солнечным светом. А затем разделит свое секретное знание с единственным в этом мире человеком. Идя следом за провожатым, он прижал руку к груди. Сердце трепетало в ожидании заветного мига. Мгновения, когда он вложит острый кривой клинок в нежные, но крепкие пальцы, сожмет эту ладонь и направит на нежную плоть, рисуя вместе кровавые узоры, наслаждаясь хрипами и приглушенными стонами.
Она сможет. Она выдержит. Она разделит с ним это знание, эту бесконечную вечность на двоих. О таком он не мог и мечтать в тот момент, когда внезапно заболело, зашлось сердце и разлетелось на сотни острых осколков, чтобы собраться затем во что-то новое. Голос звал за собой, манил в бесконечную даль, обдавал душу солнечным теплом, заставляя то плакать от боли, то улыбаться от ласкового счастья. Тогда он подумал, как будет прекрасен переход этого волшебного существа за грань. Какой же дивной будет тишина, когда оборвется последняя струна сказочного голоса. Мир застынет и осыплется тающими искрами, а в туманной зелени погаснет солнечный свет, уступая место ледяному холоду забвения вечности.