Выбрать главу

Но вокруг тупые люди,

и поэтому старик —

чуть задень — и сразу в крик.

(идеальный муж)

Явился вечером с букетом.

Колдует ужин над плитой.

Спросил — куда поедем летом?

Подружки в ауте — святой!

Гулял с детьми в субботу в парке,

купил без повода браслет,

а уж насколько ночи жарки —

об этом слов приличных нет.

И даже тёща — королева!

И с тестем что-то там басят...

А то, что ходит он налево —

так парню ж только пятьдесят.

(Леннон)

Пендосы нагло застрелили Джона,

а он был наш, советский человек.

И сердце йокает, когда я вижу Оно,

забытую, вдали от дискотек.

Она одна осталась в Бирюлёво —

без пенсии, и дети, и долги —

а ведь когда-то рисовала клёво

квадраты, как Малевич, и круги.

А Джон был крут, он стал звездой шансона,

лабая в припортовом кабаке,

и, если б не наймиты Пентагона,

не дрогнул бы баян в его руке.

Уж не споёт он больше нам про зону,

про тихий шёпот шоколадных глаз —

он эстафету передал Кобзону,

в его очках сейчас Михайлов Стас.

Америкосы — инвалиды мозга,

зачем, зачем убили мужика?

Жена осиротела, эскимоска,

и дырки посредине пиджака...

Не то что мы, мы нравственно богаче:

у нас и нефть, и скрепы, и икра,

мы если что — и престо, и виваче,

и на шнуре не вешаем Шнура.

(#фёдорконюхов)

Я видел много разных мест,

объездил всю планету я,

по тропам лез на Эверест,

на крутизну не сетуя,

Я плыл сквозь бурный океан,

с валов девятых падая...

Саванна, тундра, пляжи Канн,

Намибия и Падуя —

По трассам и вдали от трасс,

в Сахаре был и в Гоби я...

Нигде, нигде не любят нас,

повсюду русофобия.

(артефакты)

Нет во мне ни грамма злости —

я и умный, и не плут,

но ко мне не ходят в гости

и на пьянки не зовут.

Разобрался я с причиной —

оказалось, говорят,

что питаюсь мертвечиной,

пожираю всех подряд.

По-пустому точат лясы,

стоны слышат, мол, и хруст —

типа я фанат Бокассы

и держу на кухне бюст.

Я здоров и духом бодр,

я не псих, не троглодит.

Да, кусал одну меж бёдр —

это ж страсть, не аппетит!

Ну а бюст (литая бронза) —

это памятник, шедевр!

На ибэе куплен он за

двадцать восемь тысяч евр.

А ещё портрет Пол Пота

у меня в гостиной есть,

офигенная работа,

тоже стоит тысяч шесть.

Гильотина на серванте,

стул с набором медных клемм —

заходите, выпьем кьянти,

обещаю, что не съем.

(детский сад)

Дружит Сёмочка с Аркашей,

Анжелика дружит с Машей,

Николай не бьёт Максима…

Оля вот невыносима,

но Серёжа и Никита

ей опора и защита.

Всем есть место в хороводе —

лишь у мальчика Володи

совершенно нет друзей...

Видно, нет его мерзей.

(Анжела)

Со всех сторон Анжела симметрична —

такую хоть разок, а посети.

И кто-то с ней имеет дело лично,

а кто-то — виртуально, по сети.

И джентльмены всех постов и наций

хотят за деньги сделать ей oh, yesss!

Но никаких любовных кульминаций

не вызывает у неё процесс.

Какой оргазм, когда капец природе?

Какая страсть, когда идёт война?

Когда везде ресурсы на исходе

и мать-земля политикой больна?

Анджела не в порядке личной фронды,

а ради мира, аистов и панд

сдаёт в благотворительные фонды

всю цену стонов и натёртых гланд.

(дворецкий)

Пора, пора, вставайте, граф,

вам шьют великие дела,

вам предстоит попранье прав,

и униженья, и хула.

Вам уготовано судьбой

покинуть свой апартамент,

кровить раскатанной губой,

курить, когда позволит мент.

Уж вам не бить на дачах дичь,

не знать ни скачек, ни сиест,

и истин горних не достичь,

а только низких, гиблых мест.

И конфискуют экипаж,

и комп, и нимб, и кокаин.

Всё можно — Крым теперь же наш,

а не каких-то уркаин.

И поздно, поздно пить боржом —

походу кончилась игра.

Вам быть зэка, а мне бомжом.

Увы, вставайте, граф, пора.

(официальный ответ на санкции)

«Еда, еда... Вам лишь бы жрать!

А как же Родина? Народ?

А как же несломима рать?

И неупотопляем флот?

Засеем пустоши овсом,

наловим язя на блесну,

и станет рубль наш весом,

и встретим русскую весну.

Заварим стали, чугуна,

процессор склеим и дисплей.

Чу! нано-нано-на

уже доносится с полей,

А то избаловались вдрызг

на сладких импортных харчах,

достал ваш либеральный визг,

что кто-то где-то тут зачах,

А я вот заявляю в лоб:

у нас тут каждый будет рад,

что комфортабелен окоп

и лучший в мире автомат.

И нам не страшен их диктат!» —

сказал народный депутат,

с трибуны слез и шасть в кабак,

и бах балык, и хлоп коньяк.

(мама)

Желала мальчику добра,

гундела с самого утра:

не ешь с ножа, не пачкай рук,

не смей дрочить, уменьши звук,

Во двор нельзя, там все — шпана.

Болит? Вот йод, вот но-шпа, на!

Баб будет много, мать одна,

печенька печени вредна...

И вырос, и куда-то влип —

не то бандос, не то талиб,

и плачет тётка пожилая —

да я ж, сынок, добра желая…

(классический приём)

Мои достоинства неявны

и обусловлены не полом,

но я, как нимфы или фавны,

сегодня в город выйду голым,

Поскольку это очень смело —

с таким-то перебором веса! —

то ради съёмок тела чела

сбегутся все ТВ и пресса,

А я, попав в прицелы камер,

скажу достойно и красиво,

чтоб зритель ошалело замер

и уронил баклажку пива:

Что я большой поклонник Баха —

люблю прелюдии и фуги,

а обнажённой зоной паха

лишь подчеркнул его заслуги,

Что Бах не брезговал синкопой

и современен всем эпохам,

а я, хоть и сверкаю жопой,

не идиот, не из сельпо хам,

А просто у меня есть чувство,

что Баха слушают не все!

Хоть раз высокое искусство

покажет веско зад попсе.

(бульварное)

Сидит, нахохлившись на ветке,

замаскирован под грача,

Колян Сучков, майор разведки,

и клювом просит кирпича.

Под ним, вещая фразу ёмку,

пикеты ходят взад-вперёд,

Колян ведёт видеосъёмку

и машинально сверху срёт.

Пиджак листовкой оттирая,

ворчит пикетчик-либерал:

«Здесь никогда не будет рая,

а только шухер и аврал!

И невозможно сладить с быдлом,

когда ты сам интеллигент»...

И съесть чего-нибудь с повидлом

уходит прочь, в кафе, под тент.

А там Кармен, подруга Коли,

а с ней Армен, подругин экс —

они слегка на алкоголе

и практикуют быстрый секс:

Бесстыдно, перед коллективом

друг другу теребят губу...

Колян засёк их объективом

и с криком «на!» открыл стрельбу.

Густой вишнёвый морс закапал

на клочья тел и бой стекла,

и демшиза упала на пол,

и вся слезами истекла:

«На что, на что мы тратим годы?

Нехороша любая власть,

чем ради призрачной свободы —

уж лучше кровь пролить за страсть».

(старый работяга)

По блокпосту работал пулемётом,

по печени работал сапогом.

И отдавал всего себя работам,

и верил, что участвует в благом.

И, нервы успокаивая водкой,

ни разу не испытывал стыда,

но всё-таки устал душою кроткой.