Очевидно, осознав, что я имею счастье стать единственным участником пира горных козлов, Зелем продемонстрировал, как выглядит левый хук. Его примеру последовали остальные. Удары посыпались с разных сторон. С закрывался руками, но в этом не было особого смысла: мне не попадали в лицо, зато попадали в затылок, в шею, в уши и, разумеется, в корпус. Судя по тому, что мне внезапно свело левую ногу, она тоже попала под раздачу.
– Да и пошли вы! – я услышал громкий окрик Илюхи.
Не знаю, кому было направлено сие обращение, но мой друг, подобно паладину, стоящему за Град Гроба Господня, устремился в крестовый поход, против моих обидчиков.
С сожалением вынужден констатировать, что его постигла участь Фридриха Барбароссы: поход был прерван ещё до того, как крестоносцы достигли Святой земли. Часть воинства Саладина отделилась от отправления кровавого ритуала, где я был главным героем, чтобы не дать силам праведных объединиться и встать спиной к спине под гнётом неверных.
Уворачиваясь от ударов, я видел, как Илюха с открытым забралом попытался нанести первый удар одному из горцев: тот уклонился. В следующий момент другой атаковал моего соратника уверенным ударом в челюсть. После такой увертюры мой друг несколько растерялся, а третий соперник Ильи вероломно ударил его со спины – ногой в коленный сгиб. Храбрый паладин осел на колено, словно принося присягу на верность, но эта инициатива была отвержена – судя по всему, сарацины посчитали подобное поведение непозволительным: один из горцев ударил Илью под коленную чашечку другой ноги, а другой почти в тот же момент нанёс ещё один удар в челюсть.
Мой друг упал, я развернулся в его сторону, чтобы помочь ему, но меня в этот момент сдерживали пять человек, которые не хотели, чтобы я уходил так скоро. Уступив их гостеприимству, я всё-таки остался в их дружной компании, дарившей мне незабываемые впечатления.
Илюха тем временем пытался подняться, но движения шести ног сдерживали это благородное устремление в рамках собственного уровня нравственного развития. Один из моих собеседников решил познакомиться с Ильёй и отправился на помощь своим товарищам. Именно ему пришла в голову мудрая мысль: «все протесты нужно пресекать с головы» – именно эта мысль, очевидно, пришла однажды в голову Робеспьера, хоть мы и не знаем, в какой именно момент его жизни.
Познакомив свои кроссовки сперва с Илюхиной курткой, этот горец ударил моего друга подошвой в ухо – голова по инерции отлетела в землю, от которой отрикошетила, словно футбольный мяч. Футболист явно хотел закрепить свой успех, поскольку в следующую секунду носок его ноги удостоился Илюхиного поцелуя (позже я узнал, что этот момент стоил моему другу четырёх передних зубов).
Ну а оставшаяся фантастическая четвёрка продолжала одаривать меня своим вниманием.
– Ты чё! – слегка запыхавшись, произнёс Зелем. – Скинхед, что ли?
– Я? – не то, чтобы в этой очевидной ситуации я хотел сделать вид, будто помимо меня могут обращаться к кому-то ещё. – Нет!
– А хули ты тогда в гриндарах, педрила? – поинтересовался Зелем.
Я не знал, что ответить, но вопрос явно был риторическим. Уже через пару секунд Зелем продолжил:
– Ты что, крутой, думаешь, да?
Кто-то из товарищей Зелема ударил меня в затылок, и я полетел вперёд – прямо в объятия горного вождя, который немедленно оттолкнул меня. Тем не менее следы нашей близости огромным красным пятном растекались по его белой футболке.
– Ах ты гондон!!! – заорал он. – Ты мне футболку испачкал!
Разумеется, он исповедовал закон «кровь за кровь». И за кровь, которую я нанёс ему на одежду, я должен был ответить собственной кровью… Последовательность его поступков вызывала у меня большие вопросы, но мне было не очень удобно об этом сказать, и здесь дело не столько в вежливости, сколько в отсутствии подходящей возможности.
– Эй, пацаны! – раздался голос из-за моей спины. – Вы чего делаете?
Меня вдруг перестали бить.
Я обернулся.
В тридцати метрах от меня стоял достаточно крепкий мужик лет сорока, – он выгуливал шпица и, видимо, случайно проходил мимо.
– Всё нормально, – ответил ему один из горцев.
– Оставьте парня в покое, – сказал он.
Я наблюдал внутреннюю борьбу между гордостью джигита и традицией почитания старших. Я сделал шаг в сторону от моих обидчиков: никто не препятствовал мне уйти. Я сделал ещё шаг в сторону мужика, мои новые знакомые смотрели с презрительной неприязнью, однако бездействовали.