Честь – это способность стойко придерживаться тех жизненных принципов, определяемых человеком важнейшими, – опираясь на них, он строит свою личность. Стало быть, человеком чести является тот, кто ставит цельность своей личности превыше выгод, которые может принести ему нарушение этих принципов. В то же время человек, лишённый твёрдых принципов, не может быть человеком чести по определению.
И я тут же сформулировал для себя два основных принципа, которые до сих пор считаю самыми важными, – без них жизнь представляется мне убогой и лишённой должного пламени. Этими принципами были те два понятия, которых я был лишён последние восемь лет: Свобода и Справедливость.
Я шёл к дому, где прошло моё детство. Дому, наблюдавшему зарю моей жизни, дни беспечного счастья под названием детство. Дни, когда отец с бабушкой ещё были живы, а женщина, которая меня родила, не бросила своего сына… Дни, когда я весело резвился во дворе со своими друзьями. Во втором подъезде жила моя первая учительница, в третьем – я сам и многочисленные соседи, в четвёртом подъезде – Юрка, картавый мальчик, который… конечно же! Именно он предал меня сегодня. Я вернулся к этому дому. За восемь лет ничего не изменилось: разве что в окнах прибавилось стеклопакетов, а машины во дворе стали новее.
Это был Дом – не просто здание, но место, где я чувствовал себя счастливым, чувствовал себя в безопасности. Вот из моего подъезда вышла моя бывшая соседка из 74 квартиры. Она с опаской посмотрела на моё измождённое, опухшее и посиневшее от ударов лицо и отвела взгляд. Она не узнала меня. Прошло столько лет. Я стал чужим для собственного дома.
Я не верил в Бога, и утешения мне искать было негде. Поэтому я достал последнюю сигарету из пачки и закурил. Солнце давно уже село над нашим домом, и мне пора было убираться, пока бдительная соседка не вызвала милицию, но вместо того, чтобы уйти, я медленно вдыхал дым, прощаясь с тем последним святым, что оставалось ещё в моём зачерствевшем сердце.
Сигарета истлела до фильтра и больно обожгла пальцы. Я усмехнулся. Что есть жалкая искорка по сравнению с тем огнём, что столько лет сжигал моё сердце? Но теперь и это пламя угасло, оставив в душе лишь горстку пепла, которую развеет северный ветер.
Ни дома, ни родных, ни любимых, ни веры, ни даже боли. В моей душе ещё никогда не было настолько пусто, но теперь, впервые в жизни, я был свободен.
И, несмотря ни на что, вопреки всему, моё сердце продолжало биться, погоняя меня скорее отправиться в путь.
Бродяга – тот, кого лишили дома.
Я стал бродягой вовсе не оттого, что мне этого хотелось, я не питал никаких романтических иллюзий, просто однажды в мою жизнь ворвались эти ублюдки и с корнем вырвали из моего сердца то последнее, что оставалось в нём светлого и чистого. И с этой потерей я утратил не только веру в людское сострадание и милосердие, не только детскую наивность и беззаботность, не только внутренний свет и моральные принципы, – я утратил единственный якорь, который не давал мне расстаться с тихой гаванью моего детства, и пустился в бушующий океан взрослой бродячей жизни, полной пьянства, насилия, крови, веселья и запаха немытого тела. Пьянящий аромат портвейна здесь смешался со смрадом изрядно протухших подмышек, а сладкие ароматы распутных женщин сменялись хрустом ломающегося носа и зубами, выпавшими на мостовую.
Ничего этого со мной не случилось бы, если бы эти ублюдки не вырвали меня из моего дома. И если бы я мог изменить это, если бы я мог тогда воспрепятствовать этому… но теперь я не мог, а стало быть, к чему говорить об этом?