Бармен поставил перед нами две стопки текилы.
Я сразу же расплатился.
Тот мужик посмотрел на Настю и причмокнул.
Я понимал, что он пьян и не очень следит за собой. Я понимал, что ни мне, ни Насте, по большому счёту, не должно быть никакого дела до какого-то мужика, но я не мог это так оставить.
Этот человек неуважительно отзывался о Насте, он вёл себя пренебрежительно по отношению к Ней, и я просто не мог спокойно выпить свою текилу и пойти домой.
– Что вам надо, милейший? – спросил я его.
– Чё? – пробурчал мужик.
– Я спрашиваю, зачем вы хамите, зачем пристаёте к девушке? – резким тоном произнёс я.
– Относительно неё? – мужик показал на Настю. – Да я ж просто пошутил.
– Советую вам впредь шутить осторожнее, – предложил я.
– А не то что? – мужик встал с барного стула. – Что ты сделаешь, щенок?
Он сделал неувернный шаг в моём направлении.
Я понимал, что он мертвецки пьян и не контролирует себя, но это не имело значения.
– Ты что тут раскомандовался? – продолжал он. – Слова сказать нельзя?
– Про меня можете говорить что угодно, – отчеканил я. – Но если скажете ещё хоть слово про Неё.
– Про эту горячую тёлочку?
Я не знал, как начинаются драки. Мне всегда казалось очень глупым, когда люди начинают друг друга толкать, но вот так взять и дать человеку в морду было для меня дико. Однако слушать его кощунственные речи было ещё более немыслимо. Я решил: пусть сам начнёт. И, чтобы его раззадорить, я собрал всю свою ярость и зарядил короткий и хлёсткий удар ему в челюсть. В момент, когда кулак коснулся его лица, я оттянул руку, чтобы смягчить удар. Но мужчина почему-то упал. Я ожидал, что он встанет, однако он продолжал лежать.
Я подошёл к барной стойке и залпом выпил стопку текилы. Глаза Насти светились удивлением, через которое проскальзывала нежность, какой я прежде не чувствовал. Я взял вторую стопку, осушил её, а потом поцеловал Её.
Бармен наблюдал за происходящим с нескрываемым интересом.
– Думаю, мы пойдём, – произнёс я, положил на чай сто рублей, после чего мы вышли из заведения.
– Ты мой защитник, – нежно сказала Настя, когда мы пришли домой.
– Перестань, – отмахнулся я.
– Но в будущем не надо нападать на других людей.
– Он оскорбил Тебя.
– Это неправда, – покачала головой Настя. – Оскорбить можно лишь того, кто оскорбление принимает. А я его не приняла.
– Но он неуважительно говорил о Тебе.
– Ну и что? Я счастлива, что ты так относишься ко мне, но все остальные люди и не должны относиться ко мне так же. Это было бы ужасно нелепо.
– Прости.
– Тебе не за что извиняться. Мне очень приятно, что ты можешь и хочешь меня защитить, но не надо обращать внимание на людей, которые отравлены злобой и ненавистью к окружающей действительности, не надо принимать их агрессию.
– Ты самое дорогое, что есть в моей жизни, – произнёс я.
И в этот момент я рассказал Ей всё: об отце, о счастливом детстве, о Наташе, о Светлогорском проезде, о наших отношениях с Игорем. Я говорил больше двух часов: мы успели прийти домой и заварить чай на кухне, а Она слушала, не перебивая и не задавая вопросов. Слушая историю моей жизни, Настя внимательно смотрела на меня и лишь изредка отрывалась, чтобы закурить сигарету. Когда мой рассказ был закончен, пепельница была переполнена.
Больше всего я боялся услышать банальные слова ободрения или сочувствия. Я не хотел, чтобы Ей было жалко меня, я не хотел поддержки или тепла, – лишь одно мне нужно было тогда: понимание. И именно его я увидел в Её синих глазах сквозь облако сигаретного дыма.
В этот момент я был безмерно счастлив тем, что Она не обманула моих ожиданий, не стала жалеть меня или говорить «ну теперь это всё позади» – Она просто приняла мою историю в своё сердце и смотрела на меня так же, как до моего рассказа, словно ничего не изменилось.
В знак согласия Она кивнула: в её отношении ко мне действительно ничего не изменилось, Она воспринимала меня таким же, каким я был пару часов назад, потому что за это время я совершенно не изменился. Прошлое оставалось в прошлом, и Настя понимала, что череда всех событий моей жизни сделала меня именно таким, каким она знала меня теперь.
Я хотел, чтобы и Настя рассказала мне о себе, но мне казалось, что будет неправильно спрашивать Её об этом. Нельзя просить человека поделиться самым сокровенным: когда придёт время, он сам всё расскажет. Если же время не придёт, значит, он был к этому не готов.
– Ты действительно хочешь это узнать, Василий? – спросила Она.