– Конечно, – кивнул я. – Ведь это же Ты.
– И я такая именно благодаря всему, что со мной было.
Я ничего не ответил. Мы оба понимали это.
– Если считаешь нужным.
– Мой отец был художником, – произнесла она ровным голосом. – Не таким, как Дали или Пикассо, – он был реалистом, но эту реальность подавал через собственное восприятие, как, впрочем, и любой художник. К сожалению, его восприятие не было близко большинству потенциальных покупателей, и работы отца не пользовались спросом. Художники обычно начинают пить из-за того, что их таланты не признают, но отцу было безразлично, что думают все остальные. Именно поэтому он не стремился рисовать то, что люди хотели увидеть. Именно поэтому мы жили весьма стеснённо. Денег хватало на еду, одежду из секонд-хэнда, на холсты, кисти и краски. Когда мне было тринадцать лет, я узнала, что он болен, но денег на лечение у нас не было. Мать умоляла его нарисовать что-нибудь «стоящее», что-нибудь, что понравится людям, что можно будет продать и найти деньги на операцию. Но отец сказал, что времени осталось слишком мало, а сделать нужно слишком много. На протяжении двух месяцев он почти не отходил от мольберта и написать около сорока картин. Все эти картины ему удалось продать, и у нас появились деньги на лечение, но отец сказал, что уже слишком поздно. На следующий день он умер, строго отложив из заработанных денег сумму на самые скудные похороны, а остальное оставил нам.
Через год мама познакомилась с одним поэтом, который вскружил ей голову и позволил забыть про папу. Очень скоро они поженились, мама уже была беременна от него.
Когда мне было пятнадцать, я стояла перед зеркалом у себя в комнате в одном нижнем белье и отметила, что становлюсь сексуальной. В этот момент мамин муж вошёл в комнату и тоже это отметил. Я не очень понимала, что происходит, но это было явно не так, как я представляла себе свой первый раз. Мама всё знала, но у них уже был ребёнок, и она просила меня не расстраиваться. Когда у меня несколько недель не начинались месячные, я купила тест, который показал две полоски. Самым неприятным и самым ужасным событием в моей жизни был аборт. Мне сказали, что у меня очень низкие шансы забеременеть. Я рассказала об этом маме, а она – своему мужу. На следующий день, уходя на работу, он зашёл ко мне и поздравил меня. В этот момент я поняла, что одним разом это не обойдётся: теперь он будет делать это снова и снова. Как только за ним закрылась дверь, я собрала вещи и ушла из дома.
Какое-то время кантовалась у подруги – затем нашла работу и сняла комнату. Потом я поступила в ГИТИС, но поскольку у меня была московская прописка, общежитие мне не дали. Я начала рисовать карикатуры и писать статьи для пары журналов. Этих денег и стипендии хватило, чтобы снять эту квартиру.
Я быстро поняла, что жизнь слишком коротка, чтобы переживать о прошлом, что будущее не наступило, а значит, его вовсе не существует. И жила одним днём, не задумываясь о будущем, пока 28 марта в мою дверь не позвонил один красивый парень с чистым сердцем и весь в крови.
В конце августа, как это иногда происходит, случился первый за лето холодный день: температура бестактно опустилась до двенадцати градусов, по улице туда-сюда периодически проходил дождь, а мы сидели на широком подоконнике в нашей кухне, пили какао и обсуждали Рождество.
– А давай через пару лет, когда у нас будут деньги, мы встретим Рождество и Новый год в Питере, – предложил я.
– Зачем ждать пару лет, Вась? Давай не будем откладывать на несколько лет и поедем в этом году.
– А на что мы поедем?
– Придумаем. Заработаем, займём, как-нибудь выкрутимся.
– Ну, занимать денег, чтобы поехать в отпуск, – не лучшая затея, – отметил я.
– Нельзя жить вечным «потом». А вдруг завтра мне на голову свалится кирпич, и всё на этом закончится?
И мне тут же стало стыдно за свои слова. Я должен был придумать, как заработать денег, но мы должны были провести Рождество и Новый год в Питере. Тем не менее, чтобы увести беседу в другое русло, я возмутился:
– Что за вздор? Это была бы слишком банальная смерть для тебя. В ней нет ровным счётом ничего поэтического.
– Смерть всегда ужасна своей банальностью, – серьёзно сказала Настя. – Исход всегда один, а какой бы ни была его форма, в нём никогда нет ничего поэтического.
– Ты права, – согласился я. – Смерть всегда отвратительна.
– Не отвратительна, нет. Просто банальна. Но поскольку она не так часто случается с людьми близкими, многие находят её трагичной.
– А ты разве не находишь?