Мама училась в Первом меде, а заодно ещё и нашла какую-то работу, которой с трудом хватало на аренду жилищной площади и прокорм двух, впрочем, не самых голодных ртов. Помимо нас, в квартире жил ещё какой-то мужик – густобровый брюнет с усами, как обувная щётка. Он был уже преклонного возраста (ему было лет тридцать пять, а то и все сорок), но тем не менее каждый раз, когда мы с ним виделись, он стремился со мной общаться. Особенно он оживлялся, когда появлялась мама, – он сразу раздвигал улыбкой свой полный золотых просверков рот, из которого лились навязчивые комплименты. Всякий раз, когда такое происходило, мама сдержанно отвечала что-то вежливое (он был хозяин квартиры), после чего уводила меня в нашу комнату.
Благодаря статусу матери-одиночки она смогла устроить меня в детский сад, который с радушием погоста принял меня на воспитание. Помню, там была такая воспитательница – Валентина Васильевна. Она отчего-то очень сильно не любила детей, всё время ругалась на них и кричала, когда те делали что-то не так. А поскольку под пристальным её надзором у детей всё валилось из рук, кричала она постоянно. Я тогда удивлённо думал, зачем же такие люди идут воспитывать детей, и каждое утро просил маму не вести меня в детский сад. Но мама ничего не могла поделать: рано утром она вела меня в сад, откуда ехала учиться, потом шла на работу, а вечером она забирала меня, и мы медленно шли домой. Дома она готовила ужин и еду на следующий день, мы ели и ложились спать. Утром я очень не хотел идти в детский сад и мечтал как-нибудь увильнуть от этой повинности, однако, когда вечером за мной приходила мама, усталая настолько, что ей даже разговаривать со мной было трудно, я не хотел возвращаться домой.
Иногда мама отвозила меня на выходные домой, и я проводил счастливые дни в компании бабушки. Я помню, всякий раз бабушка предлагала маме вернуться (она жила в просторной трёхкомнатной квартире), но она всякий раз отказывалась.
Месяца через два я сидел в нашей комнате в Матвеевском, а мама вышла на кухню. Потом я услышал из-за двери голос соседа, – он снова говорил какие-то скабрезные любезности моей маме, но она ничего не отвечала.
– Давайте вместе ужинать! – сказал он.
– Я уже сказала, не надо, спасибо, – ответила мама.
– Я всё равно на троих приготовил.
– Спасибо, но это вы зря приготовили, – сказала мама. – Мы не голодные.
– А зачем же на кухню было идти? – спросил он.
– Чай заварить.
– Так давайте чай пить.
– Иосиф, – сказала она, стоя уже на пороге комнаты, – спасибо большое, не надо, правда.
Сосед фыркнул и пошёл на кухню.
– Мы сегодня не будем ужинать, мама? – спросил я.
Я спрашивал не потому, что был слишком голоден, – просто хотел уточнить.
– Нет, сегодня не будем, Вась, – как-то грустно ответила мама.
Мне было очень жаль её, я не хотел, чтобы она расстраивалась, хотелось – ужасно хотелось – её поддержать, но я не знал как и потому молча пошёл к кровати. Не знаю почему, но после этого она села на табуретку спиной ко мне, закрыла лицо руками и горько заплакала.
Наутро мы проспали: уже 20 минут назад нужно было идти в детский сад, но мне приспичило начать очередной раунд игры «Предложи альтернативный сценарий дня».
– Мама! – молодцевато произнёс я. – Почему, собственно, мы с тобой никуда не ходим? Вокруг полно всего: театры, музеи, кино, зоопарк. Почему обязательно нужно идти в детский сад?
– Одевайся, – сказала она. – Ты опаздываешь в детский сад.
– Нет! Я не хочу в детский сад!
– Вась, я опаздываю, – сказала она немного сердито, – одевайся живо!
Мне не понравился нажим в её тоне, и я решил восстать против такого обращения.
– Не буду! Хочу в зоопарк!
– Вася, мне очень надо попасть на семинар! Одевайся быстро! – закричала мама.
– А что такое семинар? – спросил я.
– Вась, быстро надень штаны!
– И мы пойдём в зоопарк? – весело спросил я.
Мама взяла ремень.
– Я тебе сейчас устрою зоопарк! – сказала она, заводя меня в угол. – Сейчас ты у меня бабуином станешь.
Несколько небрежных движений, – и она выполнила своё обещание. Я стоял и ревел, не поворачиваясь к ней.
– Ну всё, хватит, – произнесла она, смягчившись.