– Ребят, перед началом урока я хочу сделать короткое объявление. Я собираю деньги… на похороны Андрюши Савельева.
Маша замолчала.
Я почувствовал, как по комнате пронеслась могильная тишина. Ещё никогда у нас в классе не было такой тишины: словно все звуки, издаваемые двадцатью семью учениками, густым туманом повисли в воздухе, и только настенные часы неумолимо продолжали свой ход, – будто в насмешку над скоротечностью человеческой жизни.
Нельзя сказать, чтобы в этот момент все испытывали приличествующее случаю чувство скорби, по крайней мере, я точно его не испытывал. Никогда ещё мне не доводилось сталкиваться со смертью моих ровесников. Умирали взрослые, умирали старики, умирали солдаты, умирали и дети, но где-то там, по ту сторону экрана телевизора. Умереть могла учительница или вон тот мужик, выгуливающий собаку за окном. Умереть, в конце концов, могла бабушка, – пусть это было и невозможно, но тем не менее закономерно. Но как мог умереть Андрюша Савельев? Ему же даже не было девятнадцати! Это же неправильно и нелогично!
И дело здесь было не в том, что кто-то из нас считал Андрюшу бессмертным, но в том, что, пускай мы тогда этого и не понимали, на нас обрушилась действительность: мы отнюдь не так уж и молоды для смерти, – она не разбирает возраста и заслуг, но забирает всякого, кого посчитает нужным.
Но все эти мысли пришли мне в голову уже после. Главное, что занимало меня в тот момент, это вопрос: но как же так? Я ведь должен был перед ним извиниться!
Примирение с Андрюшей было в числе моих планов. Я понимал, что это сделать необходимо, и собирался поговорить с ним при встрече… Правда, когда я видел его в метро месяц назад, я сделал вид, что не заметил бывшего одноклассника, у меня совершенно не было настроения извиняться в тот день. Но я точно знал, что при следующей встрече сделаю это. В конце концов, какая разница – месяцем раньше или месяцем позже?
Чёрт возьми, как же так получалось, что месяцем позже это было уже невозможно? Андрюша ведь жил в нашем районе, мы просто обязаны были ещё столкнуться, почему же он вдруг взял и умер?
Нельзя сказать, чтобы всё описанное я думал в точности так – это всё на подсознательном уровне крутилось у меня в голове, вызывая смятение, которое с каждой секундой уступало место чувству вины. Я знал, что не виновен в смерти своего одноклассника и никак не мог повлиять на это, однако я был повинен в куда более страшном грехе: из-за меня и подобных мне Андрюша всю свою жизнь терпел унижения и притеснения. Каждый раз, когда я издевался над ним, я отравлял его душу, поселяя в нём всё новые и новые комплексы и развивая неуверенность в себе. Вместо того чтобы делать его счастливым, быть его близким другом, о чём он мечтал на протяжении нескольких лет! – я намеренно всё это время отравлял его жизнь, унижая его на глазах у всей школы. Андрюша был безоружен во время моих саркастических бомбардировок и иронических налётов, и единственное, что он мог мне противопоставить, – это открытое чистое сердце, которое я с умилением обливал грязью под ликующий гогот толпы.
Я оглядел своих одноклассников – тех, кто вместе со мной смеялся над ним. Все они избегали смотреть на меня или стыдливо отводили глаза. Я чувствовал невысказанную неприязнь, связанную с моими издевательствами над товарищем. Не сговариваясь, весь класс в тот день предал меня остракизму. Я был не против, – в конце концов, я это заслужил.
Маша сказала, что похороны будут через несколько дней, деньги они будут собирать сегодня и завтра. Потом она, опустив голову села на своё место.
Едва она села, как, словно внезапно поднявшийся осенний ветер, по комнате пронёсся шёпот двадцати шести голосов – звук был похож на одновременное шуршание сотни бумажек. И у всех на устах было имя Андрюши Савельева. Я посмотрел на мою соседку по парте, но она демонстративно от меня отвернулась.
Учительница понимала, что начинать урок русского языка бессмысленно, и потому рассказала нам всё, что знала о последних минутах Андрюши.
Ещё вчера он, вполне здоровый, пошёл на Тушинский рынок. Видимо, собирался что-то купить. Там, в толпе, ему вкололи какую-то дрянь. Скорее всего, наркотик, но у Андрюши была непереносимость кучи лекарств, и потому воздействие введённого вещества было непрогнозируемым. Он начал задыхаться, вышел с рынка, дошёл до ближайшего дома, зашёл в подъезд, сел на ступеньки и там скончался.
Итак, это было, пускай и не преднамеренное, но убийство. И это ещё сильнее возбудило моих одноклассников, да и меня, признаюсь, тоже.