По древним лавовым полям блуждал зловещий серый силуэт в окружении синих огней. На следующий день широкий язык лавы пробудился от миллионолетнего сна, и огненная змея понеслась по сирым равнинам. Некоторые ракурсы на кадрах видеосъемки не оставляют сомнений, что наплывы на выпуклой бульбе из раскаленного теста, служившей лавовому потоку «головой», оконтуривают черты лица Филипа Метаксиса – наладчика телепортеров.
Огнедышащая змея прочертила черный и прямой, как стрела, след в зеленых пастбищах. Сожгла двух прохожих на приморской дороге. Низринулась в море.
Филип Метаксис пополнил списки официально пропавших без вести.
Были и десятки других инцидентов: комичных, абсурдных, страшных.
Стоит ли говорить, что все приличные люди после этого предложили закрыть тему «стрельбовая телепортация» навсегда? И что наши бонапарты, наоборот, были готовы превратить весь Марс в полигон для дальнейших изысканий?
Победили, конечно же, бонапарты.
Прошли годы. Телепортеры созданы не были. Число жертв умножилось. Но побочные эффекты все-таки удалось с горем пополам приручить. И создать самый сложный в земной истории биотехнологический рецепт.
Этот рецепт позволял перестроить организм добровольца нейтрон за нейтроном, атом за атомом. Законсервировать ифрита внутри человека. И, если надо, при помощи кольца-катализатора выпустить ифрита наружу.
Добившись пятнадцать лет назад назначения в военную разведку, я почти сразу согласился стать активантом. Почему?
Я тогда думал, это несовременно: будучи гражданином империи под названием «Сверхчеловечество», чувствовать себя обычным, заурядным человечком.
Ресту-Влайя, обойдя меня кругом, завершила осмотр.
А я завершил свой. Кольцо было при ней! Оказывается, она выломала из него предохранительную мембрану и невесть зачем увенчала им острое навершие своего боевого топора.
– Разведи руки в стороны, – сказала Ресту-Влайя. – Не так. Чуть опусти… Еще чуть… Не поворачивайся…
– Что ты задумала?
– Я понесу тебя. Но для этого мне нужно приделать к тебе две… как сказать… ручки?
– Может, проще будет нам обоим отдохнуть? А потом пойдем дальше?
– Нет, еще не время для отдыха… Не опускай руки!
Не прекращая говорить, Ресту-Влайя шелестела у меня за спиной своей походной амуницией.
– Ты спишь вообще когда-нибудь?
Задавая этот вопрос, я обнаружил, что по моей груди ползет лента из серебристого материала шириной примерно в ладонь. Она двигалась полностью самостоятельно и притом вполне целенаправленно. Ресту-Влайя привязывала ко мне обещанные «ручки», управляя своей чудо-лентой непонятным образом.
Каким именно? Я слишком много видел техночудес, чтобы задумываться еще и над этим.
– Сплю. Именно поэтому нам надо спешить. Я не хочу отдыхать под открытым небом.
– И где ты намерена отдохнуть?
– Ты сказал, что все владетели пространства на Утесе обречены. Я обиделась на тебя. Не буду говорить.
Как выражался бы я на ее месте? «Ты, коварный инопланетный захватчик, хотел, чтобы я изменил своей присяге! Вот я тебе устрою, когда до своих доберемся!» И все прочее, что подобает полковнику Бюро-9.
А Ресту-Влайя вот «обиделась». Это тронуло мое каменное сердце. Мне даже как-то неловко стало.
И не скажешь, что дело в лингвистических затруднениях, что она, говоря «обиделась», подразумевала «злюсь», а я не так понял. Я знал язык тойлангов достаточно хорошо, чтобы различать эти глаголы. Тем более что она не прибегала к выморочной стихоречи, которая в моде среди иных тойлангских вельмож, – вероятно, из-за боязни нарушить свои законы даже наедине с чужаком. Ведь у нее не было Испытата!
– Доставь мне удовольствие, высокородная: не обижайся. Мы на войне, а я – солдат своей расы. Я не хотел тебя обидеть. Всего лишь пытался спасти тебя. А может быть, и нас обоих.
– Спасти от кого?
– От моих соплеменников. Если мы с ними встретимся и они увидят в твоих руках оружие – будут стрелять, не задумываясь. Могут убить и тебя, и меня…
Тут я спохватился, что логическим развитием этой мысли будет «вот почему ты должна отдать свое оружие мне». Она снова обидится, и мы снова пойдем по кругу…
Я поспешно закончил:
– Еще раз прошу принять мои сожаления.
К этому моменту серебристая полоска, пройдя несколько раз под мышками, оплела мои плечи и, как я начал догадываться, образовала у меня за спиной две лямки. Таким образом, из меня получилось нечто вроде огромного рюкзака.
– Я подумаю над твоими сожалениями, – пообещала Ресту-Влайя. – А ты подумай вот над чем: сейчас я тебя понесу. Ты будешь висеть у меня за спиной. Я знаю, это поставит меня в уязвимое положение по отношению к тебе. Что я, по-твоему, должна сделать, чтобы ты не выкинул какую-нибудь глупость?
Она читала мои мысли. Я как раз понадеялся, что окажусь поблизости от ее боевого топора и, может быть, мне посчастливится все-таки потихоньку стащить кольцо-катализатор.
– Ты уже дважды синтезировала для меня питьевую воду и кислород. Я ведь не настолько глуп, чтобы…
Ресту-Влайя меня перебила:
– Насколько ты глуп – знаешь только ты. Я же знаю только, что тебе надо связать конечности.
Когда она собиралась спать – я не понимал. Но я заснул почти сразу после нашего разговора. Ничего удивительного. Хорошо упакованный пассажир, о котором заботится такое могучее и самостоятельное существо, как Ресту-Влайя, испытывает максимум комфорта при минимуме ответственности. Последний раз я попадал в подобное положение года в три, когда отец, посадив меня на плечи, отправлялся гулять по садам Муллы Садры.
К сожалению, Утес кое-чем отличается от Шираза.
Я открыл глаза. То ли помогла наработанная за годы службы способность загодя предчувствовать опасность, то ли я просто успел хорошо выспаться и зверски проголодался.
Пока я спал, наступили синие сумерки.
Ресту-Влайя по-прежнему шагала сквозь лес, не сбавляя темпа. Поскольку я болтался у нее за спиной на правах рюкзака, я смотрел не вперед, а назад. Когда мои глаза привыкли к неконтрастной, монохромной гамме оттенков синего, я заметил движение.
Будто несколько маленьких юрких зверьков – ласок, белок, соболей, – заляпанных грязью до полной утраты естественной масти, синхронно совершали короткие прыжки с ветки на ветку. Это происходило на среднем ярусе ветвей, в двух-трех сотнях шагов от нас, так что рассмотреть подробности было поначалу невозможно.
Я с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть. В следующую секунду пришло осознание того, что я вовсе не обязан ставить Ресту-Влайю в известность об увиденном. Мы же по разные стороны баррикад! Не исключено, что для меня лично загадочные гости угрозы не представляют и даже наоборот – сулят спасение из плена.
Нас преследовало нечто. Это нечто не могло быть стаей местных зверьков. На Утесе вся сухопутная фауна представлена видами не крупнее червя-мотыля.
Понаблюдав за преследователями еще пару минут, я пришел к выводу, что вижу не десяток разных объектов, а один полиморфный – вроде осьминога, выстреливающего вперед свои щупальца, а потом молниеносно перекачивающего через них основную массу тела на следующее дерево.
Итак, не местное животное. А что?
Я начал перебирать варианты. Весьма совершенный кибермех… змееобразный вид инопланетной фауны, завезенный на Утес тойлангами… наш активант…
Активант!
Возможно ли это?
Принципиально – да. Максимальная длительность «горячего» режима активанта – около двухсот часов. Я находился в плену никак не больше шестидесяти. Это даже если считать, что я пробыл в шоковом состоянии после расстрела моей бронегруппы часов десять—двенадцать и проспал сейчас еще столько же (первое маловероятно, второе совершенно исключено).
Остальные вопросы были куда сложнее.
В ясном состоянии рассудка или в затмении находится активант? Понимает ли он, что видит перед собой человека, своего командира по имени Искандер Эффендишах, которого несет тойланг? Или он думает, что у тойланга за плечами труп, а то и вовсе пустой скафандр? Или он вообще ничего не думает?