Смотрел на ее рыжие волосы, и тут же чувствовал, как их шелк скользит у меня между пальцами и думал о том, что обязан держать себя в руках. Она будет жить дальше, она получит все что полагается дочери Барского. Пусть и незаконнорождённой. У нее будет будущее. С другим мужчиной… она будет счастлива и заранее сдыхал от ревности. Дьявол свидетель как я удерживался чтобы не биться башкой о стены. Я стирал в порошок каждого, кто лез ко мне, каждого кто мне не нравился. Я озверел и мои подчиненные это понимали они притихли и боялись свихнувшегося монстра. Мне казалось, что это поможет не думать о ней, не представлять ее будущее с другим, не сгорать от бессильной ненависти и не желать просто убить ее. Прекратить свои мучения ее смертью. Ведь это так просто… и одновременно с этим совершенно невозможно. Я тут же исдохну сам.
Когда бил ее словами… я ощущал эти удары. Каждый из них. Ножом в сердце, под лопатки, в спину, в живот. Я весь был исколот своими же ударами. Она плакала, и я рыдал вместе с ней молча и с каменным лицом. И я начал верить в проклятия. Меня точно прокляли люто, безжалостно и по-черному жутко. Меня заставили гнить живьем от самого отвратительного поступка, который может совершить мужчина… если такого, как я, после этого можно назвать мужчиной.
Она! Моя! Дочь! И это отрезвляло. Вызывало брезгливую тошноту от себя самого.
Я и ее ненавидел за то, что не отстает и дразнит меня, маячит перед глазами в сексуальных нарядах, смотрит этими своими бирюзовыми глазами полными отчаянной тьмы. Пригласила на танец, а я прикоснуться к ней боюсь. Меня в пот швыряет. Трясет всего.
И это оказался только шаг в бездну… самый первый. А потом меня подожгли живьем. Облили серной кислотой, бензином и поднесли спичку… Мои мечты исказились таким чудовищным образом, что внутри меня корчился и хохотал обезумевший я. Он резал себя на куски и стекал кровью прямо в том кабинете, когда она вошла, держа что-то в руках и протянула это врачу. У меня колотило в висках, отнимались пальцы рук и ног, пока доктор поворачивался ко мне с чудовищным оскалом… который видать считал улыбкой и казнил меня каждым словом.
— Беременность подтвердилась как я и думал. Я задам вашей доч..
— Подопечной, — поправила его Есения, а я смотрел перед собой застывшим взглядом и мысленно орал так, что у меня изо рта хлестала фонтаном кровь. Я даже видел ее на полу и везде по всему кабинету. Разве они не видят? На самом деле она скорей всего видели окаменевшего меня с застывшим взглядом.
— Пару вопросов задам и…
— Никаких вопросов, — почти исчезнувшим голосом проскрипел я, — этого ребенка не будет. Аборт. Сегодня же. Сейчас же.
— Но надо узнать сроки… надо хотя бы…
— Я сказал аборт! Плевать на сроки! Вы вытащите из нее ЭТО какой бы срок сейчас не был!
Повернулся к ней, чувствуя, как темнеет у самого перед глазами и плоть лохмотьями облазит изнутри. Такой адской боли я еще не испытывал никогда.
— Я не хочу делать аборт, — возразила бледная девочка, тяжело дыша и глядя на меня.
— Никого не волнует, чего ты хочешь! — Рявкнул я, — Вычистить! Немедленно! Сейчас же!
Повернулся к врачу.
— Мне плевать, как вы это сделаете, но чтоб завтра в ней ничего не было!
ГЛАВА 3
Врач вышел, а я бросилась к Барскому и вцепилась в его рукав.
— Нет! Слышишь? Нет! Ты не имеешь права это решать! Не имеешь! Не смей распоряжаться мною и моим телом!
Повернулся ко мне с расширенными бешеными глазами.
— Имею. Этого не будет. Слышишь? Ты сделаешь, как я сказал и этого… — он подбирал слова КАК назвать нашего ребенка, а я в этот момент понимала, что умираю, что по мне идут трещины и я вот-вот рассыплюсь на осколки и молекулы нескончаемой боли. — этого отродья не станет… ЭТО уберут из тебя!
— Это, как ты сказал, не отродье, это ребенок! И… и он не твой! НЕ ТВОЙ! Поэтому не смей им распоряжаться!
Схватил за горло и сдавил пальцы.
— Что ты сказала?
— Он не твой. — я цеплялась за этот мизерный шанс, как за соломинку, как за волосинку, на которой можно удержаться и не упасть в слипающийся позади меня кровавый мрак, — не твой. Он… он.
— ЧЕЙ? — загрохотал таким ревом, что у меня заложило уши.
— Он Яна…
— Лжешь! — тряхнул за горло, бешено вращая глазами, теряя все человеческое в облике, — Ты лжешь. У тебя не было на это времени!
— Ты плохо знаешь женщин? Время есть всегда. Ты не был со мной двадцать четыре часа в сутки.