Несколько минут спустя артисты уже скакали к усадьбе: Влад — на Сером, Мишаня — на Руське, Таня с Игорьком — на Гошке, потому что Хрюшку и Сюську увел в карман Яшка.
— Ну вот, теперь — туда, — сказал Влад. — Скачи, Танюша. Там хорошо, тепло… Первым делом Мишаню — к врачам.
— Я в порядке, — вглядываясь в пейзаж, ответил Мишаня. — Точно — наше время, вон вертолет летит. Ну? Влад? Ребята, в чем дело?
Игорек и Таня смотрели на Влада.
— Что-то мне туда совсем не хочется, — помолчав, признался он.
Человека, который предпочитает холодную осеннюю ночь радостному июньскому утру и неприятное положение чужого, шастающего по веку минувшему, — надежному положению своего в веке собственном, очень хочется назвать ненормальным.
Для Мишани этот опасный век был уже «там», для Влада — всё еще «здесь».
— Влад, не дури, — сказал Мишаня. — Ну, что ты там забыл? На кой хрен ты там сдался? Ведь наши всё равно победили — так, Игорек?
— Победили, — подтвердил Игорек. — И в Париж вошли.
— Так в чем же дело? Найдешь ты партизанский отряд, будешь партизанить, спать на снегу, и что хорошего? Влад, наши ведь и без тебя победили! Вот и Игорек не даст соврать.
— Ага, отряд Дениса Давыдова, — сразу вспомнил Игорек.
— Ключевое слово — «наши», — ответил Мишане Влад. — Давай уж прямо. Ты не обо мне беспокоишься, ты о номере беспокоишься. Ведь в номере после Яшки ты — главный. Всё на себя оформишь, родители помогут — так? Если я уйду — у тебя номер разваливается. Искать мне замену… тоже тот еще геморрой… Новый номер ставить — тоже геморрой.
— Об Игорьке подумай!
— Не надо обо мне думать, — строптиво заявил Игорек.
Сообразив, что может произойти, Мишаня хлестнул веткой Гошку — раз и другой. Конь широкой рысью побежал к свету и теплу, Мишаня поскакал следом, подгоняя его. Через четверть минуты обернулся.
— Влад!
Гошка и Руська преодолевали ту полосу на влажной траве, которая была уже не ночной, еще не утренней.
— Удачи! — крикнул Влад и поехал вдоль этой полосы неведомо куда — только бы подальше от контрольных агентов.
Стоящая возле микроавтобуса Катя увидела всадников, замахала рукой, схватилась за мобильник.
— Яшке звонит… — потерянно сказала Таня. — Ой, как же мы теперь без Яшки?.. И без Владика?..
— Идиот он, — буркнул Мишаня. — Плохо ему с нами жилось? Нет, вот если кто родился в опилках — того сразу видно, он цирка не бросит. А этот? Пристрелят его там, и всё… Если бы от него хоть что-то зависело! Ничего ведь от него не зависит. А он поперся… Тоже мне Денис Давыдов…
— А, может, он там кому-то жизнь спасет? Этому Денису Давыдову? — спросила Таня. — Может, он там свою любовь встретит?!
— Что?! — хором изумились артисты.
Слово «любовь» за всю историю Яшкиного номера не прозвучало ни разу. А что касается Тани — так отношения между мужчиной и женщиной она могла описать только ядреным словом, даже роман с Яшкой обошелся без красивостей. И надо же — вот какой аргумент у нее родился!
— Дураки вы… — тихо сказала Таня. — Обычные дураки…
— Ты зато умная, — огрызнулся Мишаня. — Ладно, едем к киношникам.
Таня обернулась.
И за спиной тоже было ласковое июньское утро.
— Тань, ты это, не расстраивайся, — попросил Игорек. — Зато ты теперь в номере останешься, работы у тебя поменьше будет…
Голос был жалобный.
— Сашка выздоровеет, а пока будем работать короткий вариант, — рассуждал Мишаня. — Хрюшку с Сюськой жалко, Серого жалко, Маську, скотину чертову, жалко… Но тяжеловоза можно недорого на заводе взять, столько у меня найдется…
Катя встретила их очень недовольная.
— А где Влад? — спросила сердито. — А Яша куда подевался? Я до него дозвонилась — а там какой-то старый дед шамкает, ничего не понять. А потом и дед пропал. Ребята, где Яша?
— Потерялся, — коротко ответил Мишаня. Теперь он был за старшего, а кто же руководителю номера противоречит?
— Потерялся, — подтвердила Таня и пристально поглядела на Мишаню. И странно ей показалось — как же она раньше не разглядела, что парень он неплохой?
— Потерялся, — подтвердил Игорек.
— А Влад? — спросила Катя.
Мишаня пожал плечами — в самом деле, правды не скажешь…
— А Влад — с нашими… — очень тихо сказал Игорек. Так тихо сказал, что его никто и не услышал.