Зазвонил мобильный.
– Привет! – это был Андрей Челноков из «Негоцианта».
– Легок на помине, – отозвался я.
– В смысле?
– Читаю как раз вашу газету.
– О, это приятно.
– Тебе комментарий нужен?
– Не совсем, – Андрей замялся. – Скорее узнать кое-что хочу.
– Про спикера?
– Нет, про тебя.
– А ты про меня до сих пор что-то не знаешь?
– Слухи есть, что ты в отставку уходишь, а пресс-службу реформируют.
Я усмехнулся.
– Бедная пресс-служба. Сколько ее можно реформировать?
– Это правда или нет? – профессионально спросил Андрей.
– Таких сведений у меня нет, – ответил я.
– А если будут? – продолжал напирать коллега.
– А если будут, тебе первому скажу.
– Ловлю на слове, – оживился Андрей.
– Вот и славно, – заметил я. – Теперь у меня возник вопрос. Откуда дровишки?
– Не могу сказать, – заерзал мой собеседник. – Сам понимаешь, у нас в парламенте свои источники.
– Депутатские?
– Не пытай! Не выдам всё равно.
– Ну и не выдавай. Позвоню, если в отставку соберусь.
День в парламенте обещал быть нескучным. Внутренне готовый к любой гадости, я бодро занялся бумажной текучкой. Надо было списать кучу давно отработанных документов, возвышавшихся отдельной стопкой на столе. Наши делопроизводители мне уже плешь проели, напоминая о них. По этим бумажкам «наверху» тоже делали выводы об эффективности работы службы. Я расписался уже раз тридцать и столько же раз собственноручно вывел «В дело», когда заскрипела дверь, и отчетливо пахнуло перегаром.
– А, Андрей Павлович! – безошибочно определил я.
Вид у корифея был еще тот.
– Меня тут никто не спрашивал? – осторожно осведомился Карлов после обмена приветствиями.
– Уборщица интересовалась, – сказал я.
– Уборщица?
– Ну да. Проветривала у вас.
Андрей Павлович вздохнул и потрогал себя за виски. Лицо его исказилось похмельной мукой.
– Не любишь ты меня, Алексей, – произнес он печально. – А я к тебе всегда хорошо относился.
– Экспертизу-то провели?
– Какую экспертизу? – не понял Карлов.
– Творческо-лингвистическую. Или как она у вас называется? Колобков собирался.
– Я в библиотеке вчера весь день просидел, – заявил Андрей Павлович. – Виталию Ивановичу статью готовлю.
– Статью? – мне стало любопытно. – О чем же?
– О реформах местного самоуправления в России. От Сперанского и Столыпина до наших дней.
– Обалдеть, – искренне сказал я. – И куда она пойдет?
– Это потом будет решено. Может, даже в Москву.
Проводив крепкого публициста до его кабинета, я заглянул к Витюше и Наталье. Витюша бойко набирал какой-то текст, а Наталья сидела, погруженная в себя. Перед ней на столе одиноко белел какой-то список, весь в исправлениях и зачеркиваниях.
– Кому грустим? – спросил я, подойдя поближе.
– Алексей Николаевич, это кошмар какой-то! – пожаловалась Наталья. – Никто не хочет на радио выступать.
– На радио?
– Да! Сегодня в обед еженедельный эфир, «Парламент у микрофона». Час целый. Я всех обзвонила раз по пять, и бесполезно.
– А ты говорила, что выборы в Госдуму на носу, что Виталий Иванович лично список выступающих утвердил?
– Говорила и повторяла даже! Ничего не помогает.
– Какая у нас фракция на очереди?
– «Ядрёная Россия», конечно.
Я посмотрел на часы. Ситуация приближалась к критической. Депутаты бегали от микрофона, как призывники от военкомата. Выступать в прямом эфире на радио стабильно не хотел никто из них, кроме пары-тройки записных ораторов и недобитых оппозиционеров. Но оппозицию велено было подвинуть на период после выборов.
– Ты у Ростика была?
– Конечно. Его тоже все посылают.
– Мама родная! За них государство платит, а они про свои достижения рассказывать не хотят, – вырвалось у меня.
Сотрудники молча ждали распоряжений.
– А к Филейкину твой Ростик не подходил?
– Филейкин в отъезде, – сверившись по списку, объявила Наталья.
– Агитирует селян, что ли?
– Нет. Он на соревнованиях по метанию молота. Под девизом «Ядрёная Россия – сильная Россия».
Мне стало нехорошо. Депутат Филейкин в таких случаях был последним резервом.