Победителем в номинации был объявлен Балаболкин.
Кто-то уже задвигал стулом, когда Илья Александрович крикнул:
— Коллеги, еще один вопрос!
Жюри разочарованно присело.
— Мы с вами совсем забыли про номинацию «Корифей», — сообщил Илья Александрович. — Необходимых пятидесяти процентов голосов нет ни у кого.
— Сколько есть? — поинтересовался Пышкин.
— Мало, — признался Кислотный. — Около двадцати. А между тем, коллеги, это очень важная номинация. В ней всегда были представлены лучшие из лучших, подлинные мастера словесности и всей нашей журналистики.
— Нету лучших. Кончились, — констатировал голос, говоривший про алкаша.
— Не надо ёрничать, коллеги, — попросил поэт, частушечник и чиновник в одном лице. — Нам предстоит определиться. Не вручать эту премию просто нельзя!
— Вахрамееву давайте вручим, — сказал, недолго думая, Пышкин.
— Пантелеймону?
— Да.
— Ты что, Саша? — Илья Александрович оторопел. — Он вообще не пишет уже лет пять, если не больше. И из дома не выходит.
— Ну и что? Заслуженный человек, собкор центральной газеты.
— Нет, это не вариант.
— Можно предложение? — руку вверх тянул редактор издания, в котором работала журналистка из отдела права.
— Пожалуйста! — радостно откликнулся глава управления.
— Я предлагаю, — торжественно провозгласил редактор, — первым в номинации «Корифей» за многолетний вклад и выдающиеся заслуги признать нашего уважаемого Илью Александровича. Я считаю, он имеет полное право именоваться журналистом — хотя бы по совокупности печатных трудов.
Просторный кабинет вице-губернатора утонул в аплодисментах.
До полного маразма мы всё-таки не дошли. Илья Александрович вспотел и начал благодарить, но наотрез отказался. В конце концов «Корифея» решили вымарать из списка номинаций — на время, до появления новых корифеев.
— Интересно, это он так прикололся? — вслух подумала Анна Игоревна.
Мы с ней стояли у лифта. Прочая братия галдела в вожделенной курилке.
— Вы кого имеете в виду? — спросил я.
— Редактора, конечно, с его инициативой.
— Возможно. Тонкий такой юмор, недоступный начальству.
— Между прочим, несколько слов насчет начальства, — Анна Игоревна профессионально огляделась по сторонам. — Хрюшников тобой недоволен.
— Этой сенсации без малого два года, — усмехнулся я.
— Он сильно недоволен, — подчеркнула коллега. — Кто-то на него влияет.
— Кто?
— Не знаю. Он сейчас мало со мной советуется.
По моим данным, спикер и теперь общался с Анной Игоревной минимум раз в день — во всяком случае, по телефону точно. Я даже в лучшие периоды с ним столько не разговаривал. Темнила гражданка.
— Если уволят, пойду заметки писать из серии «Попал под лошадь», — сказал я.
— Ты — наш бесценный кадровый фонд, — заулыбалась Анна Игоревна. — Куда ж ты денешься?
— Ой, Анна Игоревна, проходил я уже всё это в младших классах. Не мне люди улыбаются, а моей должности. Уйду, и в упор замечать перестанут.
— Ты не обо мне случайно?
— Ни в коем случае, — я помотал головой. — Мы ведь с вами друзья, правда?
На улице, куда я вышел из губернского «белого дома», погода совсем испортилась. Моросило нечто среднее между мелким, мерзеньким дождичком и мокрым снегом. Я поднял воротник и зашагал в направлении парламента со всем его содержимым. Подкрадывались сумерки. С противоположной стороны к зданию подходил товарищ Лесных.
Я остановился, подпуская его поближе.
— Какие новости, Вячеслав Алексеевич? Что там с моим ящиком?
Взгляд Вячеслава Алексеевича устремился куда-то мимо меня, но в то же время внутрь: наверное, в подпространство.
— До конца определить не удается, Алексей Николаевич. Вероятность взлома в принципе есть, но… думаю, техник напрасно поднял панику.
— Да никто панику не поднимал. Пользоваться-то можно?
— Можно. Только смените пароль и — пожалуйста. Но всё-таки лучше используйте нашу электронную почту, она защищена.
Я сказал ему, что обязательно всё сделаю, не уточнив, что именно.
На нашем этаже дверь кабинета, в котором квартировал Андрей Петрович Карлов, была распахнута настежь. Действующего корифея я не увидел, зато нос к носу столкнулся с уборщицей. Бормоча что-то неласковое, она вытаскивала оттуда полный пакет пустых бутылок. Как я заметил, не из-под кефира. Повеяло специфическим ароматом.